Пастор утверждает, что бродяга был несколько не в себе; выпив изрядное количество хозяйского портвейна, он невнятно заговорил о том, что знает, как можно раздобыть кое-что, стоящее немалых денег. Дойдя до этого места отчета, Бликли навострил уши и распорядился привести к нему этого типа, как только его найдут. Никого из деревенских, как удалось установить констеблю, в тот вечер в окрестностях парка не было. Правда, он узнал, что некий господин, по описанию напоминающий Нотт-Сломана, заходил в середине дня на почту, где купил марки. Начальница почтового отделения, исполняющая в английской деревне те же функции, что в африканских джунглях исполняет тамтам, то есть разносчицы новостей, заметила, что карман пальто у него весьма оттопыривается; позднее, сортируя почту, она наткнулась на объемистый толстый конверт, надписанный незнакомым почерком. Наделенная столь цепким взглядом, а также неравнодушным характером и духом гражданственности, каковой в последнее время значительно поднял авторитет почтовой службы в глазах местного населения, эта дама заметила даже имя и адрес получателя письма. Оно предназначалось Сирилу Нотт-Сломану, эсквайру, клуб «Физ-энд-Фролик», Сев. Кингстон, с пометкой: «вручить в собственные руки».
Бликли и Найджел одномоментно подумали об одном и том же. Бликли потянулся к телефону, набрал номер Нового Скотленд-Ярда и попросил завтра же утром, перед тем как доставить конверт по адресу, проверить его на предмет содержания каких-либо выкладок или расчетов.
– Он ведь понимал, мистер Стрейнджуэйс, что, едва заподозрив убийство, мы самым тщательным образом обыщем весь дом, и, естественно, стремился как можно быстрее избавиться от того, что могло бы вызвать подозрения, – сказал он, повесив трубку.
– Скажу больше. Нотт-Сломан пошел на почту еще до того, как стало известно, что мы подозреваем – только подозреваем, – что имело место убийство. И с чего бы это ему торопиться, если только он сам не знал, что это было действительно убийство и обыски могут начаться в любой момент? А откуда ему знать про убийство, если только…
– Нет слов, сэр, безупречная логика. Но не слишком ли рискованно отправлять такие вещи по почте?
– Так ведь мы еще не знаем, что содержится в этой посылке. Возможно, это всего лишь расшитая накидка для канарейки его тетушки Амелии. Но следует иметь в виду, что, когда Нотт-Сломан отправлял письмо, у него не было никаких причин думать, будто нам что-либо известно о разработках О’Брайана и возможных попытках их похищения; а раз так, то с чего бы нам копаться во всем, что он посылает по почте?
– Но если убийца – он, то и письма с угрозами должны были быть написаны им же. Он должен был допускать, что О’Брайан обратится в полицию, а там его наверняка спросят о возможных причинах этих угроз; таким образом, факт, что О’Брайан занимается этими разработками, перестанет быть тайной.
– Не думаю, что, если бы его действительно интересовали чертежи, он стал бы писать такие письма. Это было бы чистым безумием, ведь О’Брайан бы сразу насторожился, пусть даже прямой связи между его работой и письмами нет. Не верю я и в то, что, если бы целью были все те же разработки, кто-то стал заранее обдумывать возможность убийства. А вот другая возможность есть: О’Брайан поймал его на месте преступления, крадущим бумаги, выхватил пистолет, каким-то образом позволил Нотт-Сломану приблизиться к себе и в ходе последующей борьбы был застрелен.
– Что ж, не исключено, – согласился Бликли. – Ладно, через пять минут меня ждет главный констебль. Если вам угодно присоединиться…
Главный констебль приветствовал их сердечной улыбкой и облаком сигарного дыма. Это был крупный, небрежно одетый, мощно сложенный мужчина с обликом типичного сельского сквайра: густые светлые усы пожелтели от никотина; ногти давно не чищены; но при этом исходила от него некая по-отцовски спокойная сила и уверенность в себе, передававшаяся и другим. |