— Ты мало его знаешь, — недовольно отозвался Брежнев, — замкнулся в своей провинции, ничего не видишь и не чувствуешь.

Шелест обиделся:

— Что кому положено, тот то и делает.

— Это так, но надо шире смотреть на происходящее, — сказал Брежнев. — Все, что происходит в партии, в стране, исходит от вас, членов президиума ЦК. И мы видим, что вы все вторите Хрущеву, первыми ему аплодируете. А нам с Хрущевым трудно работать. Об этом я и приехал поговорить откровенно с тобой, Петро. Никто не должен знать о нашей беседе.

Подошло время обеда. Брежнев не отказался от рюмки. Расслабившись, стал читать стихи. Несколько раз с намеком говорил жене Шелеста: «Петро меня не понимает». Сын Шелеста находился в командировке в Африке. Брежнев пообещал невестке Петра Ефимовича поездку к мужу, добавив:

— И тебе это ничего не будет стоить.

Обед затянулся. Когда вышли на улицу, уже темнело. После выпитого разговор принял более откровенный характер.

— Ты, Петро, должен нам помочь, поддержать нас! — сказал Брежнев.

Шелест не спешил с окончательным ответом:

— Не понимаю, в чем и кого именно поддерживать? Объясни.

— Хрущев с нами не считается, грубит, дает нам прозвища и навешивает ярлыки, он самостоятельно принимает решения. А недавно заявил, что руководство наше старое и его надо омолодить. Он собирается нас всех разогнать, — ответил Брежнев.

Леонид Ильич не лукавил. Шелест сам слышал от Хрущева, что «в президиуме ЦК собрались старики»…

— А тебе сколько лет? — спросил Брежнев.

— Пошел пятьдесят пятый.

— Так ты тоже старик, по мнению Хрущева.

— Хрущев беспокоится об омоложении кадров. Это хорошо, должна быть преемственность, — Шелест продолжал играть.

— Ты меня неправильно понял, — сказал Брежнев. — Надо же понимать, что на самом деле хочет разогнать опытные кадры, чтобы самому вершить все дела… — И, нахмурившись, добавил: — Жаль, что ты не хочешь меня понять. А наш разговор нужно держать в тайне.

Шелест не выдержал:

— Если вы мне не доверяете, то нечего было ко мне приезжать, а о конфиденциальности прошу мне лишний раз не напоминать.

Брежнев спохватился:

— Ты, Петро, правильно меня пойми. Мне тяжело все это говорить, но другого выхода у нас нет. Хрущев над нами издевается — жизни нет. — На глазах у него появились слезы. — Без тебя, без такой крупной организации, как компартия Украины, мы не можем что-либо предпринять.

— Вам всем надо собраться и откровенно поговорить с Никитой Сергеевичем о недостатках, — посоветовал Шелест. — Мне кажется, он поймет.

Ты так говоришь потому, что не знаешь истинного положения дел, — прервал его Брежнев. — Если мы попытаемся это сделать, он нас всех разгонит.

Они вернулись на дачу, еще выпили и закусили.

Брежнев обнял Шелеста, расцеловал и многозначительно произнес:

— Петро, мы на тебя очень надеемся.

Брежнев уехал, а Шелест почти до рассвета бродил по набережной, прикидывая, как ему быть и чью сторону занять. Он и сам побаивался непредсказуемого Хрущева, ему тоже надоело постоянное недовольство неуемного первого секретаря.

Никита Сергеевич с удовольствием приезжал в Киев, выступал на пленуме республиканского ЦК и крыл местное начальство:

— Украина сдала свои позиции, положение дел вызывает беспокойство… Плохо стали работать… Я уже критиковал украинское руководство, но за обедом, когда критикуешь, с них как с гуся вода, а вот когда при народе критикуешь, я вижу — они ежиться начинают… Последние годы, как лето, так руководители все от мала до велика стараются не упустить лучший сезон купания в Черном море.