Она терпеть не могла неясностей и находила чрезвычайно странным, что молодая женщина безвозвратно исчезла, войдя в кабинет короля. Если только...
Любезное внимание, какое оказывал Людовик к юной и очаровательной Шарлотте после ее замужества, — а мадам де Монтеспан всячески поощряла его, надеясь избавиться от несносной Ментенон. — вот что могло стать причиной ее столь неожиданного исчезновения. Королева ушла в мир иной, а значит, исчезли и преграды для желаний короля, чью неистовость Атенаис де Монтеспан знала лучше других. Король мог распорядиться, чтобы Шарлотту отправили в какое-нибудь укромное местечко, где он станет ее полным господином. В таком случае ей, конечно, не нужны никакие платья, у нее их будет великое множество, ее щедро одарят и самыми великолепными драгоценностями. Надо сказать, король никогда не церемонился, достаточно вспомнить, как обошелся он три года тому назад с Анжеликой де Фонтанж, явившись ночью в Пале-Рояль, в дом своего брата, и лишив ее там невинности, а утром, на глазах у всех, прислав за ней карету...
Шарлотта, ни от кого не скрываясь, последовала за ним в кабинет, а он использовал поднесенную ему на блюдечке возможность и отправил красавицу поджидать его в Фонтенбло или, вероятнее всего, куда-нибудь в его окрестности...
Эта мысль очень позабавила мадам де Монтеспан, а еще больше позабавила ее вполне возможная в этом случае беременность мадам де Сен-Форжа. Она бы от души посмеялась! Чего стоило одно только выражение лица мадам де Ментенон!
Маркиза, конечно, не забыла слова Шарлотты о том, что она не испытывает никакого влечения к королю. Но уж маркиза-то знала, что устоять перед Его величеством невозможно, если он начнет добиваться желаемого. Может быть, со временем маркиза и раскается в своем сводничестве, но в какое сравнение идут угрызения совести с возможностью избавиться от старой ханжи!
Однако многообещающие надежды маркизы весьма скоро развеялись как дым. По дороге в свои покои она заметила принцессу Лильебон, стоявшую у окна, выходящего в Мраморный дворик. Маркиза тоже выглянула в окно, но не заметила ничего интересного: из дворика, направляясь к воротам, выезжала карета с гербом герцога де Ларошфуко.
— Неужели вас так интересует наш милый герцог? — осведомилась маркиза с невольной улыбкой.
— Герцог — ничуть, но та, что сидит в карете, очень. Карета везет в Фонтенбло к королю Ментеноншу. Я только что слышала, как она говорила, что ее присутствие будет лучшим утешением для Его величества...
— И это сейчас, когда королева еще не покинула Версаль! Нет! Быть такого не может!
— Может! Боюсь, нам надо готовиться к еще более суровым временам...
— Надеюсь, он не дойдет до крайности и не отдаст место инфанты испанской вдове писаки Скаррона?
Принцесса Лильебон, по рождению принадлежавшая к дому Водемон-Лоррен, считалась одной из самых знатных дам Франции, и короля она не любила.
— А я думаю, что наш король очень даже способен на подобный шаг, — уронила она пренебрежительно. — Вдова твердит ему день и ночь, что жаждет примирить его с господом и открыть двери в рай.
— Двери в ее рай и в рай небесный имеют мало общего! Хорошо бы помочь ему почувствовать разницу. Король приближается к пятидесяти, а это опасный возраст.
— И он станет менее опасным, если рядом с ним будет находиться учительница с указкой? А ведь она давно перешагнула пятидесятилетний рубеж!
— Вы предпочли бы видеть рядом с королем юную красавицу вроде бедняжки Фонтанж? — насмешливо осведомилась мадам де Лильебон.
— Клянусь, что да! Тысячу раз да! По крайней мере, двор не будет представлять собой ужасающе унылое место, каким он готовится стать!
С этими словами мадам де Монтеспан вошла в свои покои. Она переоделась, приказала, чтобы подали лошадей, и направилась в Сен-Клу, зная, что герцогиня Орлеанская, невестка короля, уже вернулась домой. |