Вроде как безобидный и даже ленивый, пока не поймает и не раздавит!
Он был одним из немногих людей, с чьим мнением Щербаков считался. Поэтому он настоял:
– Тебе будет любопытно это знать!
– Пока то, что его звали Артем Маревич, никак не зацепило мое любопытство. Равно как и его возраст. Ты не умеешь создавать интригу.
– Это потому что я не писатель тебе! Если меня кое кто не будет перебивать, получится лучше. Он был учителем русского языка и литературы. Коллеги характеризуют его как очень тихого, доброго и отзывчивого человека. О его смерти пока никто не знает. Со слов других учителей, он был любим учениками.
– Так всегда говорят, это практически фраза вежливости, – отмахнулся Вербицкий. – Учителя живут небогато. Иногда – настолько, чтобы сойти с ума, хотя я бы не назвал это типичным случаем. Судя по тому, что ты мне рассказал об этой попытке ограбления, он и вел себя как учитель русского языка. Что меня впечатляет, так это мастерство твоих сыскарей. За полдня, да еще и в субботу, столько собрать… Они отличились, снимаю шляпу. Возможно, даже поинтересуюсь их координатами.
В ответ на это Щербаков сдержанно кивнул. Он любил, когда его заслуги признавали; даже если заслугой было удачное знакомство. Однако сейчас ему слишком хотелось поделиться своими соображениями и услышать от спокойного, вдумчивого Даниила, в чем же подвох.
– Дилетантов не держим. Так вот, Маревич… Он, когда нападал, что то кричал про больного ребенка. Оказалось, что больной ребенок у него действительно есть! Три года, сын. ДЦП у него.
– ДЦП – это не та болезнь, которую нужно лечить срочно, во что бы то ни стало. И, увы, не та болезнь, которую всегда можно вылечить. Зачем ему понадобилось красть камень?
Вот, наконец то появился интерес!
– Я не знаю, – признал Щербаков. – Но мне кажется, важно то, что он пришел именно за камнем. У меня ведь инкассаторы из того же выхода и деньги выносят, а он за камнем приехал!
– Возможно, но не факт. Деньги привозят в другое время, если я не ошибаюсь. Более людное.
В доводах Вербицкого была логика, но Валерий отказывался ей следовать. Грабитель этот не зря делал акцент на камне постоянно! Он пришел именно за бриллиантом. Как он узнал о перевозке – другой вопрос. Он и о самой выставке знать не мог! Школьные учителя не входили в целевую аудиторию его галереи, за входной билет Маревичу пришлось бы отдать зарплату за два месяца.
И тем не менее он знал все: время, место… причем при гениальной осведомленности он действовал как полный идиот, самоубийца!
– Он пришел за камнем, – настаивал Щербаков.
– А зачем ему? Камнем ребенка вылечить? Продать камень и на полученные деньги вылечить? Да он не продал бы этот камень никогда в жизни! Но с тем, что это связано с ребенком, я согласен.
– Да это и так понятно. Причем по адресу прописки его жены и ребенка не было. Я уже решил, что в этом и ключ ко всему.
– Жену и ребенка похитили, его заставили совершить ограбление? – догадался Даниил.
– Именно! Это же первое, что приходит на ум! Но не прокатило. Его жена сейчас живет у своей матери в деревне, сын с ней. Где муж, она не знает, судя по всему, у них был какой то конфликт и они уже неделю не общаются.
– Семейный конфликт, даже если он произошел из за ребенка, – не повод идти на такое, – заметил Вербицкий.
– Смотря для кого. Этот конфликт мог стать последней каплей. Ребенок то с рождения болеет! Но для нас тут важны два факта: что жена не в курсе его смерти и что она не сможет объяснить, почему он пошел на это. А ведь я того и хочу! Понять, что им двигало в тот день!
Здесь Щербаков и надеялся на мнение Даниила. Вроде как все складывается в стройную версию: учитель с больным ребенком дошел до крайности и решился на «ограбление века». |