— Пошла, пошла. Я так скажу: мужа оставить — это женщине на пользу не пойдёт. Точно!

— Скажите, а у неё была юбка в крупную клетку и сумка черная с костяными ручками?

— Юбка? Может и была, да я не присматриваюсь особенно к чужим — то нарядам. А вот сумка — точно, была. Именно такая, такие гнутые большие ручки из кости, может слоновой, может морского зверя. Она, когда съезжала, эту сумочку в руках несла, а дворник наш, Филимон, баул с одеждой до извозчика донёс. А у неё и поклажи — то никакой больше и не было. Голь перекатная!

— А зонтик был от солнца?

— Да, жёлтый такой.

— Вы сказали, она с женихом здесь жила? А съезжала в одиночестве, что ли?

Старушка закивала:

— Да, да, так и было. Жених этот накануне уехал, вечером. А она утром отправилась, по — моему, это был понедельник, но может, вру, уже много времени прошло.

— То есть Вы полагаете, что это был понедельник 29 августа? — уточнил Алексей.

— Да вроде, так, самый конец августа, осень ещё не началась, — прикидывая в уме, подтвердила соседка.

— А куда съехала, не знаете? — задал Шумилов главный вопрос.

— Мне она не сказывала, а я и не спрашивала. Моё дело сторона, сами понимаете…

Покинув дружелюбную соседку Шумилов на минуту остановился на лестнице в нерешительности. Розыск, похоже, заходил в тупик; единственным выходом, пожалуй, оставалось обращение в адресный стол, поскольку настоящие имя и фамилия подозрительной дамочки теперь Шумилову были известны. Однако, для того, чтобы окончательно убедиться в том, что розыск далее уже невозможен, Шумилов решил потолковать с дворником.

Филимон оказался крупным мрачным детиной, возившемся подле каретного сарая с ломом; возможно, его терзал некий внутренний недуг, поскольку на его лице зафиксировалась печать плохо сдерживаемого страдания. Шумилов подозвал его, сунул в ладонь 50–копеечную монету «для освежения памяти», и поинтересовался:

— Филимон, мне сказали, что ты в конце августа помогал съезжать местной жилице Екатерине Семёновой. Было такое дело?

— Было, барин, — с готовностью кивнул дворник, — Извозчика для ней нанял и вещи донёс из квартиры.

— А куда дамочка собиралась ехать, не помнишь часом?

— Отчего ж не помнить, помню! Сказала извозчика нанять до Озёр. Извозчик запросил 6 рублёв, ну я так ей и передал.

Озёрами называлась деревенька по дороге на Выборг. Собственно, это было дачное место на берегу 3–х живописных озер. Близость к городу и удобство сообщения делали этот населённый пункт привлекательным для горожан, и в последние годы там выросли целые улицы дачных коттеджей, а деревенские жители стали продавать свою землицу дачникам и переселяться в город.

— Спасибо, Филимон, хороший ты работник, возьми ещё монетку, — Шумилов дал ему 20 копеек и похлопал по плечу.

Теперь он знал, что ему не надо будет обращаться в адресный стол. И кроме того, сердце согрело предчувствие, что теперь — то розыск подходит к своему логическому концу.

12

Утро выдалось серое, мрачное, будто затихшее перед дождём. «Бабье лето» словно бы одномоментно закончилось, так толком и не разгулявшись. С ночи небо сплошь было затянуто плотными облаками, из — за чего вся природа казалась мрачно насупившейся. Было сыро, холодно, как — то на редкость неуютно. «Как некстати, того и гляди дождь пойдет, а путь в Озера неблизкий, окоченею», — не без раздражения думал Шумилов, то и дело поглядывая на низко нависшие облака. Коляска бойко катила по мостовой, усыпанной облетевшей разноцветной листвой — мимо равно нарезанных кварталов, парков, через мосты и площади, потом выехала на Выборгский тракт.