Сергей Булыга. Бродяга и фея
Шел по дороге бродяга… Но, правда, не просто бродяга, а бродячий мастеровой, и все же будем называть его для краткости бродягой. И вот он шел куда глаза глядят, и не было у него с собой ничего кроме котомки за спиной, в которой он носил простой и немудрящий столярный инструмент. Там были ножики, буравчики, молоток, стамеска на четыре случая, ножовка и, конечно, нутромер. Дело в том, что наш бродяга промышлял щепным товаром, мелочью, а более всего любил он делать флюгер петушком. Для этого он брал горбушку – желательно, осины, – и резал, вытачивал, сверлил где надо, а на хвосте у флюгера распушал кудрявые стружки, и получался почти что настоящий петушок. Флюгер поднимали на крышу, и там он вертелся на ветру, а по утрам, с восходом солнца, кукарекал – звонко и красиво. Вот такой был этот бродяга, бродячий мастеровой. Да вот только беда была в том, что подобные флюгера за большое мастерство не считались. Делать-то их несложно – стоило лишь в клюв петушку вставить короткую стружку от древесного хмеля, а дальше… Всходило солнце, подсыхала роса, стружка начинала едва заметно трепетать и заводить зубчатку, потом зубчатка срывалась, открывала голосники, и флюгер кричал зарю. Вот и все, забава и только. Вот если б бродяга, подобно другим мастерам, умел делать замок на чужие шаги или механическую лошадь – ее не нужно кормить, – или хотя бы самогорящий очаг, тогда бы его везде встречали с почетом. А так… флюгера были почти в каждом доме, спроса на них почитай что никакого, да и стоили они дешево… Но он другого не умел да и учиться не хотел – говорил, что не лежит душа – и посему бродил от селенья к селенью, и больше чем как на два дня нигде не останавливался. Заказов было очень мало, он даже кошелька себе не заводил. Да что там кошелек, когда огнивом и то он пользовался крайне редко. Вот так и в тот памятный вечер бродяга остановился в лесу при дороге, хотел было развести костер, да передумал – ужин готовить было не из чего, а холода он не испытывал – лето в тот год выдалось теплое. Тогда бродяга наломал мягких веток для лежанки и совсем было собрался спать… Но спать не хотелось. Бродяга вздохнул, сел прямо на землю и подумал, что зря он, наверное, стал бродягой. Вот был бы он художником или, что еще лучше, поэтом, тогда б совсем другое дело. К художникам и поэтам, когда им плохо, являются музы и утешают их. Но только какой из него, из бродяги, художник? Его петухи… Да что и говорить! А поэт? Тут лучше вовсе молчать. Молчать и думать: так кто же это явится к бродяге, когда ему совсем, по-настоящему плохо?! Наверное, никто. И ту он увидел… что из-за ближайшего дерева к нему выходит незнакомая – а бродяге, признаться, все были незнакомые – незнакомая фея. Она была… Как бы это сказать?.. Да что там говорить; феи всегда прекрасны и им всегда по восемнадцать лет! Итак, прекрасная фея, придержав полу своего воздушного платья, села подле бродяги и вопросительно посмотрела на него. Бродяга заробел, но не растерялся: он мигом сложил костер, развел его, но садиться не стал – при феях садиться не принято. И так он стоял бы над нею всю ночь, пряча руки мозолями за спину, но, послушный жесту гостьи, осмелился-таки опуститься рядом с нею и подумал… Что все-таки не зря он делал флюгера, которые уже который год кричат зарю, и что еще как хорошо, что он не бросил это неприбыльное, но зато любимое занятие – упрямым, но честным людям всегда улыбается счастье: одному ран Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|
