Убежав от своего горящего логова, Мики описал широкий полукруг и вышел к тому месту, где лыжня Лебо сворачивала к болоту. Там он спрятался и внимательным взглядом проводил удаляющуюся фигуру Лебо, когда тот полчаса спустя прошел мимо его убежища, возвращаясь домой.

С этого дня Мики бродил возле охотничьей тропы Лебо как серый беспощадный призрак. Он двигался бесшумно и осторожно, все время держась начеку и помня обо всех опасностях, которые могли ему угрожать; оставаясь невидимым и неуловимым, точно сказочный волк-оборотень, он следовал по пятам за Лебо, когда траппер обходил капканы. И с такой же настойчивостью мысли Лебо постоянно обращались к «этой проклятой собаке», которая превратилась для него в настоящий бич. Два раза в течение следующей недели Лебо удавалось на мгновение увидеть Мики. Три раза он слышал его лай. И дважды пытался выследить пса, но оба раза, измученный и обозленный, был вынужден отправиться восвояси, так и не разделавшись со своим врагом. Застать Мики врасплох ему никак не удавалось — Мики больше не трогал приманок в кекеках. Он не прикоснулся даже к целой кроличьей тушке, которой Лебо рассчитывал его соблазнить. Не трогал он и кроликов, которые попали в капкан и уже замерзли. Но все существа, которые он находил в капканах Лебо еще живыми, Мики считал своей законной добычей. Чаще всего это были птицы, белки и кролики. Но, после того как попавшая в капкан норка больно укусила его за нос, он начал душить подряд всех норок, безнадежно портя их шкурки. Он устроил себе логово в другой куче бурелома, и инстинкт подсказал ему, что не следует ходить туда прямым путем, протаптывая тропу, которая всем бросается в глаза.

День и ночь Лебо, человек злой и жестокий, строил планы, как покончить с Мики. Он разбрасывал отравленные приманки. Он убил лань и начинил стрихнином ее внутренности. Он ставил всякие хитрые ловушки и клал в них мясо, сваренное в кипящем жиру. Он построил себе тайник из елового и кедрового лапника и просиживал в нем с ружьем долгие часы, выжидая, не покажется ли неуловимый пес. Но Мики по-прежнему оставался победителем в их жестокой войне.

Однажды Мики обнаружил в одном из капканов большого пекана. Он хорошо помнил свою летнюю встречу с таким же пеканом и таску, которую ему задал тот Учак. Но в этот вечер, когда он увидел второго Учака, в его сердце не пробудилась жажда мести. Обычно в сумерки он уже забирался в свое логово, но на этот раз его терзало ощущение такого неизбывного одиночества, что он продолжал бродить по лесу. Он томился по дружескому общению с другим живым существом. Эта тоска пожирала его, точно лихорадка. Он не чувствовал голода, не хотел охотиться. Им владела только эта неутоленная потребность, это желание обрести какого-нибудь товарища.

И вот тут-то он наткнулся на Учака. Возможно, это даже был его летний знакомец. Но если это было так, то, значит, Учак вырос, как вырос сам Мики. Учак не пытался вырваться из стальных челюстей капкана, а сидел неподвижно, без всякого волнения ожидая решения своей судьбы. Его пышный блестящий мех был великолепен. Учак показался Мики очень теплым, мягким, каким-то уютным. Он вспомнил Нееву, сто одну ночь, которые они проспали бок о бок, и почувствовал к Учаку дружескую симпатию. Тихонько повизгивая Мики подошел поближе. Он предлагал Учаку дружбу. Тоска, снедавшая его сердце, была так мучительна, что он рад был бы найти товарища даже в былом своем враге, лишь бы кончилось это невыносимое одиночество.

Учак не издал в ответ ни звука и не пошевельнулся.