Метр за метром я потащилась в палисандровый лес. Льюи и Хьюи проводили меня только до половины дороги. Даже со своим смешным пингвиньим шагом они не отставали от меня. Однако они боялись леса, а может быть, Льюи и Хьюи просто не были такими безумными, как Дьюи, поэтому в конце концов отстали. Я до сих пор помню, как обезьяны звали меня.
За долгие годы это было самое реальное столкновение Марты со смертью. Если бы рыбы в первом же ручье, на который она набрела, было поменьше, или если бы в палисандровом лесу нашлись какие-нибудь, пусть даже самые мелкие, хищники, Марта погибла бы.
Прошло несколько недель, потом месяцы. Раненая нога постепенно заживала. Марта провела почти год у ручья на окраине палисандрового леса, лишь на короткое время возвращаясь в джунгли - чтобы запастись свежими фруктами и проведать обезьян. Иногда ей ужасно хотелось послушать хотя бы их невнятное бормотание. Это место стало ее вторым большим лагерем с хижиной и пирамидой. Марта описывала в дневнике все свои приключения и продолжала изучать лес. Он далеко не всюду был одинаковым. Попадались участки со старыми, умирающими палисандровыми деревьями. Здесь пауки сплетали особенно густую паутину, так что проникающий сюда свет становился синим и красным. Лес, описанный Мартой, напоминали Вилу катакомбы, но еще больше он походил на собор, в котором паутина играла роль цветного стекла. Марта никак не могла понять, зачем пауки делают такую густую паутину. Она долгие часы проводила под одним из таких деревьев, пытаясь разгадать тайну. Что-то сексуальное, так ей казалось. Но вот для пауков ли.., или для деревьев? На какой-то безумный миг Вилу вдруг захотелось заглянуть в ответ и сообщить его Марте; потом он покачал головой и вернулся к чтению.
Марта сумела определить большую часть жизненного цикла пауков. Она видела огромные количества насекомых, пойманных в паутину на границе палисандрового леса, а также застрявших в листве. Кроме того, Марта заметила, что опадающие листья очень часто оказываются размельченными, и правильно догадалась, что пауки создают гусеничные фермы, точно так, как это делают муравьи с растительной тлей. Она проделала работу, которая была под силу лишь настоящему натуралисту, оснащенному необходимыми оборудованием.
Но я так ни разу и не болела в лесу, Леля. Тайна. Неужели за пятьдесят миллионов лет эволюция ушла так далеко, что я оказалась вне досягаемости яда, выделяемого экскрементами пауков? Я не могу в это поверить, потому что яд поражает все живые существа, способные двигаться. Скорее всего дело тут в нашей медицинской системе - меня защищают панфаги.
Вил оторвался от рукописи. Это, конечно, еще далеко не конец. Оставалось по меньшей мере два миллиона слов.
Он встал, подошел к окну и выключил свет. На противоположной стороне улицы, в доме братьев, Дазгубта, еще темно. Звезды бледной пылью облепили небо, вырисовывая кроны деревьев. Прошедший день тянулся удивительно долго. Возможно, из-за полета в Калафию - Вил увидел два заката. Но скорее всего из-за дневника. Вил знал, что продолжит читать его. И что потратит на него гораздо больше времени, чем того требует само расследование.
Глава 10
Вилу Бриерсону сны всегда начинали сниться под утро. Когда он был помоложе, они, как правило, поднимали ему настроение; теперь же сны сидели в засаде и поджидали своего часа, как враги.
Прощай, прощай, прощай... Вил плакал и плакал, но рыдания выходили беззвучными, а слез практически не было. Он держал за руку молчащую женщину, закутанную в светло-синие тени. Ее лицо принадлежало Вирджинии и одновременно Марте. Она печально улыбнулась - и ее улыбка не могла опровергнуть правду, которая была известна им обоим... Прощай, прощай, прощай. Его легкие давно опустели, но он продолжал рыдать, выдавливая из себя остатки воздуха. |