Впрочем, фамильный замок уже тогда два года как ему не принадлежал. Он стал собственностью молодой супруги графа Эжена де Сегюра. Однако за этой типично французской фамилией скрывалась личность, имя которой заставило бы нашего Лефевра-Денуэтта застыть от ужаса или же завопить от ярости. Ее звали Софья Ростопчина, и она была дочерью того самого человека, который организовал большой московский пожар в 1812 году на глазах у всей Великой Армии.

Генерал-губернатор Москвы граф Федор Ростопчин великолепно говорил по-французски, любил саму Францию, но люто ненавидел Наполеона. После поражения на Бородинском поле граф рассудил, что лишь тотальное уничтожение сможет спасти город от захватчика. Он сжег не только Москву, но и собственный дворец, предварительно отправив всю свою семью в имение Вороново.

Уже после войны страдающий ревматизмом Ростопчин решил подправить свое здоровье на целебных водах различных европейских городов. Пользуясь своим положением и подвернувшейся возможностью, он посетил Париж, воспоминания о котором грели его душу. Он с ностальгией вспоминал то время, когда казаки разбили лагерь на Елисейских полях, в то время как русский царь занял главный парижский дворец.

Новое путешествие во французскую столицу, которую сам Ростопчин без лишней лести называл «Царицей всей Европы», не разочаровало графа. Более того, Париж ему настолько понравился, что вскоре Ростопчин со своей семьей перебрался в красивый особняк на авеню Габриэль.

Его жена, Екатерина Петровна, урожденная Протасова, была красивой утонченной женщиной из благородной семьи, однако детей она воспитывала в слишком уж вольном духе. Она считала, что для мягкости характера юных отпрысков не стоит наказывать их. За понюшкой табачку (а табак она нюхала так, что любой вояка позавидовал бы) она прощала все их детские шалости. Впрочем, справедливости ради надо признать, что дети росли послушными, и поведение их было практически безупречным, равно как и образование, за которым строго следил отец семейства.

К восемнадцати годам их дочь Софья стала премилой темноволосой девушкой с личиком в форме сердечка и чуть раскосыми зелеными глазами. Ее старшая сестра Наталья имела оглушительный успех в парижских салонах высшего общества. На одном из таких званых вечеров Софья и познакомилась с высоким красивым юношей, обаятельным, приятным во всех отношениях… но не слишком богатым. Звали его Эжен де Сегюр.

Но денежное состояние для зажиточной Ростопчиной не играло ровным счетом никакой роли, так что взаимное увлечение двух юных сердец плавно переросло в свадьбу, которую сыграли в июне 1819 года.

Первые годы супружества были исполнены счастья и ласки. Однако парижская суета претила Софье: девушка все больше скучала по своему родному имению в Воронове. Она буквально грезила о жизни в деревне и страстно желала заиметь какой-нибудь маленький замок в Нормандии. Так и случилось. Как-то раз, приехав в гости к одной из подруг, Софья буквально влюбилась в замок Нуэтт, о чем незамедлительно рассказала отцу.

1 января 1820 года граф Ростопчин, который души не чаял в своей дочери, обнял ее и гордо вручил ей пухлый конверт с такими словами: «Вот тебе, Софьюшка, новогодний подарок!» В конверте было 100 тысяч франков – именно столько стоил замок Нуэтт. Девушка, уже носившая под сердцем своего первого сына Гастона, была несказанно счастлива. Ей очень приглянулся этот просторный светлый особняк, из шестнадцати оконных дверей которого открывался потрясающий вид на зеленую нормандскую местность. В ходе своих восьми беременностей она будет все больше времени проводить в этом замке. С соседями, равно как и со всеми местными жителями, Софья будет дружна, добра и щедра.