Кипу казалось, что у него отобрали тело. Он сам был где‑то внутри, крошечный пассажир, пристегнутый к койке ремнями, связанный по рукам и ногам. Он отчаянно цеплялся за одну нить, ведущую к цели. Пока он не сдавался, буквы продолжали подпрыгивать на экране, и голос исполина, который уже не принадлежал ему, продолжал реветь, и стонать, и судорожно выкрикивать их значения. Но если он хоть на миг перестанет сопротивляться…

Экран потемнел.

Шок был достаточным, чтобы вернуть Кипа опять к нормальному человеческому размеру. Он выпрямился на стуле, замкнутый в темноту, чувствуя такой стремительный поток боли и отчаяния, который он никогда до того не испытывал.

Они пустили в ход козырную карту. Если он не может видеть, он не сможет читать. У него не было на руках карт, которыми можно было побить их козырь. С ним все было кончено.

Кто‑то выдернул книгу у него из рук.

Напряженный голос начал читать:

– Например, для очень широкого класса функций f от t, для которых минус‑бесконечность меньше, чем t, которое меньше, чем бесконечность, мы полностью определяем f, когда мы знаем набор множеств: триста семнадцать – a с подстановкой n равно интегралу между минус‑бесконечностью и нулем от e до t, от t до n, f от t, от t, где n равно нулю, единице, двум и так далее. Теперь предположим, что A – некоторая функция значений величины t в будущем, то есть для аргументов, больших нуля. Тогда можно определить одновременное распределение a нулевого, a первого и так далее до a с подстановкой n и A…

Кип стойко держался в ревущей темноте, испытывая чувство благодарности. Напряжение в комнате медленно нагнеталось, как будто сжимался тугой кулак. Внезапно все одолевавшие его неприятности возросли до непереносимых размеров: боль, тошнота, зуд, – а затем, так же внезапно, все прекратилось.

Слепота исчезла. Кип был свободен.

И только тут он осознал, что голос, который все еще продолжал читать, принадлежал не Анжелике. Это был голос Нэнси.

– Они действительно ушли?

– Я думаю, что да, – ответил Кип, находясь все еще в оцепенении.

Он чувствовал себя как‑то необычно изнутри; он не мог дать этому ощущению наименования, такого ощущения он еще не испытывал никогда. Он осмотрелся. Глаза Анжелики сияли, но он осознал – и это его странно шокировало – что он не испытывает от этого никаких особенных чувств. Это было так, как будто… как будто ничто изнутри не подсказывало ему, что он обязан что‑то ощущать. Это была забавная мысль. Неужели он раньше жил по подсказке?

Кип был слишком занят изучением себя изнутри, чтобы долго удивляться.

– Майор? – произнес он мысленно. – Дон Нобилио?

Ответа не было, только ощущение пустоты, немного напоминающее эхо в пустой квартире. Это было нечто специфическое. Он даже не был уверен, нравится ли ему это ощущение.

– М‑м?

– Я сказала: прости, что я не смогла помочь тебе, – обратилась к нему Анжелика.

– То есть как? Ты ведь мне помогла! Разве нет? А таблетки?

Она с несчастным выражением на лице покачала головой.

– Я была за дверью. Прости. Кип, я хотела помочь, я думала, что смогу. Но это как раз то, чего я не могу выдержать. Я не выношу болезней и вообще любого…

Она посмотрела на Нэнси и отвела взгляд.

« Любого уродства «, – мысленно договорил за нее Кип. Нэнси стояла с противоположной стороны стола все с той же улыбкой на лице, книга до сих пор была у нее в руках. Кипу хотелось, чтобы что‑нибудь сломало эту улыбку.