Однако неистовый смерч, каким являлось возрождение Кэрол к новой жизни, повлек за собой радикальные изменения. Теперь недалеко от Санта-Фе у нее появилась своя мастерская в старой глинобитной хижине, и она вольна уезжать туда в любое время, когда возникнет желание рисовать. Ее живопись – вполне уважаемое занятие, а не просто прихоть. Это то, чему она посвятила себя, то, чем она, собственно, и является. Подтрунивание и шуточки на этот счет больше не допускались. Она больше не та Кэрол Маккейб, которая была женой преуспевающего адвоката. Теперь она – художница.

– Ты здорово загорела, дорогая, – сказал Джек.

– Да. Просто лежала у бассейна целый день, дремала да слушала, как спорят дети. Слава Богу, что это были твои дети, Чарльз. Пришлось прочитать им сегодня утром нотацию о необходимости делиться друг с другом. Ты не возражаешь, надеюсь?

– Ты – их крестная мать. Читать им нотации – твоя святая обязанность, – рассмеялся Чарльз.

– Вообще-то Камилла прекрасно держала в своих руках всю ситуацию. Прямо-таки полицейский в юбке.

– В один прекрасный день она еще станет президентом, – подал голос Мэтт Хардинг.

Он стоял невдалеке и не сразу подошел к ним, а с минуту выжидал, чтобы своим появлением произвести максимальный эффект. Они уже слишком хорошо изучили его, поэтому такое поведение никого не раздражало. За эти годы они узнали, что собой представляет Мэтт в действительности. И его внешность, и манера держаться являлись неотъемлемой составной частью его облика удачливого бизнесмена и были призваны производить впечатление на того, кто видит его впервые. И даже когда в этом отпадала необходимость, он был не в силах ничего изменить. Выглядел же он просто потрясающе, от него так и веяло здоровьем и энергией. Сочетание благородной седины с моложавым загорелым лицом могло бы привлечь к нему голливудских продюсеров с предложением исполнить роль крупного государственного деятеля в одной из картин.

– Где твоя жена, Мэтт? Почему ты прячешь ее от нас? – спросил Чарльз.

– Поверишь, нет – сидит на телефоне! Чуть ли не весь день напролет. Всегда думал, что это я без телефона не могу прожить ни минуты. А когда женился на ней, сразу понял, что я всего лишь жалкий любитель. Она, оказывается, считает меня лентяем. Заявила это только что, когда мы переодевались. Меня в жизни никто так не называл. Лентяй! Мэтью Джефферсон Хардинг отлынивает от работы! Ха-ха-ха!

Он прошел в комнату, поцеловав Кэрол и обменявшись крепким энергичным рукопожатием с мужчинами.

– Честное слово, – продолжал Мэтт, – у тебя великолепный дом, Чарльз. Обитель художников. Аристократическое прошлое. Однако, черт побери, ты должен поговорить с Уордлоу насчет цен на свои картины. На днях я купил пару полотен. На глаза аж слезы навернулись. От цен, имею в виду.

– Тебе непременно нужно купить одну из картин Кэрол, – гордо сказал Джек.

– Я обдумываю это. – Хардинг повернулся к Кэрол. – Ты знаешь, что мне нравятся твои работы, правда? Намерения у меня самые серьезные.

– Я постоянно твержу ему, чтобы он покупал твои картины, – раздался голос подошедшей к ним Рейчел.

Все повернулись в ее сторону.

– Я сейчас читаю эту книгу об истоках личности живописца. Сплошная психологическая заумь, но написано блестяще. Так что сегодня вечером Кэрол и Чарльз будут проходить сеанс психоанализа у всех на глазах.