За три дня до соревнований Теджендра встал на светофоре рядом с грузовиком. И попал под колеса. Грузовик поворачивал налево, а Теджендра оказался в том участке обзора, где водитель не мог его видеть. Физик забыл простейшее правило физики, за что и поплатился.

— Я его не заметил, — покаянно твердил водитель грузовика. — Я просто не мог его заметить!

Карбоновую раму раздробило, словно кость. Теджендра умер на месте, в шлеме, жилете и велосипедном трико. «Скорой» потребовалось полчаса, чтобы добраться до места происшествия по утренним пробкам. Даже Луна оказалась бессильна. Там, наверху, они посылали зонды к далеким планетам, открывали ворота в параллельные миры, но не умели оживлять мертвых. А возможно, им просто не было дела до людей.

— Там, наверху, ты будешь перешагивать из одной вселенной в другую, — говорил Теджендра. — Думаю, физику есть чем заняться там, наверху.

Из одной вселенной в другую. От мира — к миру. Из живого — в мертвое. Миры разделял только шаг. Ни предупреждения, ни объяснения. И полная бессмысленность протеста. Был отец — и вот отца не стало.

Его направили к школьному психологу, миссис Пэкхем. На сеансах он валял дурака: прикидывался то мрачным, то тихим, то угрюмым, то буйным. Он не обольщался — психолог немедленно раскусила его уловку, — но изображать из себя бедного сиротку отказывался. Правда — то, что он ощущал в глубине души, невозможность принять случившееся, медленное осознание факта, что ничего не исправить — оскорбляла все, чему учил отец: вселенная есть рациональное, упорядоченное место, подчиняющееся незыблемым законам.

Оставались разговоры с Колеттой, коллегой отца и другом семьи. С неофициальной старшей сестрой или тетушкой. Колетта слушала молча, не предлагая ни советов, ни объяснений, только угощала его хорошими суши и японским чаем — таким горячим, что обжигал вкусовые сосочки на языке.

Отец погиб три месяца назад. Лето закончилось, начался новый учебный год, и вот уже впереди, словно громадная сверкающая люстра, маячило Рождество. После Нового года они начнут жизнь сначала. Длинными вечерами после коротких зимних дней двинутся дальше.

Итак, подарок, только хороший. Сквозь кладбищенские ворота он заметил нахохлившихся людей на автобусной остановке, вынул телефон: семьдесят третий будет через тридцать восемь секунд. Дождь размывал картинку на экране. Он стряхнул капли. На появившейся карте анимированный автобус неспешно катил по Норсуолд-роуд: новенький, двухэтажный, лавирует между юркими легковушками и белыми фургонами. С тех пор, как емкие батареи с Луны вошли в обиход и дешевый электрический транспорт оказался незаменимым, на дорогах стало гораздо тише. Некогда ревущая Стоук-ньюингтон-хай-стрит теперь нежно урчала.

Он отпрянул, давая дорогу прогулочной коляске с близнецами, и чуть не упал. Приземистая молодая женщина с черными гладкими волосами вскинула глаза.

— Извините, пожалуйста.

В кои-то веки на остановке не было припаркованных в обход правил машин, и автобус уверенно приближался к цели. А теперь бегом. Главное, не выбиться из графика, упустишь этот автобус — прощай, магазины. До пешеходного перехода метров сто, но в потоке машин виден разрыв. Теперь правильно рассчитать относительную скорость. Как в футболе: мяч, линия ворот, корпус. Машины пришли в движение, он бросился между припаркованным «Ситроеном» и старым фургончиком.

И так и не заметил автомобиля, который возник словно ниоткуда. А когда заметил — черный, капли дождя на полированном капоте, — было слишком поздно. Его ударило сильнее, чем когда-либо в жизни, ударило и подбросило в воздух. Автомобиль не остановился, и, падая, он стукнулся о капот, еще сильнее, чем в прошлый раз.