Услышав это, Сара фыркает:

— Думаешь? Как будто я не способна сама принимать подобные решения.

От одной мысли ее разбирает злость, и она возвращается к тому моменту, когда в просветлении после похмелья в четверг поняла, что Эйден, о котором она все эти годы мечтала, остался тем же парнем, что уже однажды обвел ее вокруг пальца.

— Прости меня, — говорит он. — Я совершенно не это имел в виду.

— Да нет, все в порядке, — отвечает она.

— Ты злишься, — говорит он. — И так не должно быть.

И тут уже она не может сдержаться:

— Да, я злюсь. Я злюсь, потому что Джим мне не доверял, а ты, даже несмотря на нашу многолетнюю дружбу — ведь мы были хорошими друзьями и не только, — ты не подумал, что мне бы хотелось знать об этом. И еще меня задевает то, что ты так и не рассказал бы мне, даже сейчас, если бы Софи не узнала тебя.

Он бросает такой взгляд, как будто собирается ее прервать и что-то возразить, но она не дает ему подобной возможности.

— Более того, в среду вечером мы снова были близки, и ты ушел, пока я спала, и даже не прислал мне сообщения, хотя бы привет после этого сказал. Это уже настоящее хамство, как по мне. Допустим, ты обо всем пожалел, да мне наплевать, но мы все равно как-никак друзья и ничего бы с тобой не случилось, если бы ты сказал мне это в глаза, вместо того чтобы заставлять чувствовать себя какой-то потаскушкой, которую ты подцепил в ночном клубе.

Наконец у Сары заканчивается воздух в легких, а вместе с ним энергия и злость. Она больше не может смотреть на него. Спустя мгновение он накрывает ее ладонь своей, теплой и твердой.

— Ты права, — говорит он достаточно спокойно, — я поступил очень грубо, когда ушел и вот так тебя оставил. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я сожалею о случившемся.

— Ох, — срывается с ее губ.

— У меня такое чувство, как будто я ждал этого полжизни.

И теперь Сара наконец может поднять на него взгляд. Обычно Эйден сдержанный и спокойный, но сейчас в его глазах мелькает что-то, чего она еще никогда не видела. Он кажется… грустным. А потом это что-то так же мгновенно исчезает.

Сара смотрит, как он идет через двор к коттеджу и заходит внутрь. Тесс тонко поскуливает у ее ног.

— Все в порядке, девочка, я все знаю.

Она кормит собак и за тридцать секунд, пока они поглощают содержимое своих мисок, натягивает сапоги и плащ- дождевик. Предоставленные самим себе бо`льшую часть дня, собаки ждут не дождутся прогулки, вертясь у нее между сапогами и чуть не сбивая с ног.

Перед ней возвышается холм во всей своей мрачности, темные облака скребутся о вершину, вызывая головокружение при одном взгляде на нее. Сегодня Сару туда не тянет. Чересчур высоко, ужасно ветренно; она чувствует себя слишком хрупкой. Сара свистом подзывает собак и выпускает их из ворот на вьющуюся по склону тропу. Радуясь внезапному изменению заведенного порядка, они с лаем пролетают мимо и вперед.

Она редко ходит этой дорогой. Примерно через полмили тропа пересекает ручей; летом здесь все хорошо, но зимой он частенько превращается в бурный поток, который затапливает тропу. Выше дорога приводит к череде полей, на которых пасется разнообразный домашний скот. Это значит, собак придется взять на поводок, что она редко практикует в последнее время. Но, может быть, она не поведет их так далеко.

Сара в который раз спрашивает себя, стоило ли приглашать Эйдена здесь жить. Такая глупость, мимолетная прихоть. Подобное решение было бы объяснимо в случае двадцатилетней девушки, которая руководствуется сердцем, ожидая от людей только лучшего и пользуясь привилегиями молодости. Возвращение Эйдена снова заставило ее чувствовать себя такой, разрываемой безграничными возможностями и чудесным «а вдруг», потому что ничего плохого не может произойти, а если даже случится, то, что ж, она как-нибудь с этим справится, не правда ли?

Но теперь, когда ледяной ветер щиплет за щеки, грязь под сапогами мешает идти, заставляя поскальзываться и удерживать равновесие на ходу: нет, ей больше не двадцать.