Придется кое-что поменять... — Он помолчал. — Боже, я и представить не мог... Только не его...
Вот и все, что он сказал. Мы договорились провести вместе воскресенье, сегодняшний день — а теперь он был мертв. Если он успел внести какие-либо изменения в книгу, то я хотел знать, что именно. Возможно, Гэйл знает, она ведь все набирала.
С трудом выговаривая слова, она ответила на мой вопрос:
— В этой книге рассказывается много о чем, Шелл. Много имен, досье, истории про коммунистов, занимающих влиятельные должности и тому подобное.
— Не помнишь ничего такого, что могло бы объяснить...
Она всхлипнула.
— Нет. У меня в голове все перемешалось, Шелл. Я никогда не набирала за раз больше чем несколько последовательных страниц. Что-то из середины, затем из конца, потом из начала... Я не знаю, все так перемешалось...
— Не помнишь имя Льюис Толлман?
— Звучит знакомо, но... нет.
Я посмотрел на ее брата.
— Фред, Джим когда-нибудь упоминал...
Он прервал меня, покачав головой:
— Я ничего не знаю об этих вещах. Да и не хочу ничего знать.
Я повернулся к Гэйл.
— А рукопись случайно, не у тебя?
— Нет, я набрала чистовик и вместе с копиями все отдала ему прошлой ночью.
— Ладно, книга хотя бы закончена, как ты считаешь?
Она прикусила губу.
— Да. Завершена. Я... никогда не забуду, что он сказал. Я отдала ему последние десять страниц, он крепко обнял меня и поцеловал. Все страницы смялись. — Две большие слезы скатились по ее щекам. — Джим выглядел таким счастливым. Он сказал: «Любимая, теперь все. Ч...что ты скажешь, если мы поженимся?» — Она зарыдала, опустила голову и закрыла лицо ладонями, плечи вздрагивали. Фред положил руку ей на плечо. Я поднялся и вышел.
Он крепко пожал мне руку и одарил своей мальчишеской улыбкой.
— Рад вас видеть, мистер Скотт. Вы первый частный сыщик, с которым я знаком. Надеюсь, ваше расследование не касается меня?
— Нет. Я здесь, чтобы узнать, не передавал ли вам еще Джим Брэндон свою рукопись.
Мы прошли в маленькую обшитую панелями комнату и он указал мне на одно из двух, стоящих рядом, глубоких кожаных кресел. Когда мы уселись, он весело ответил:
— Еще нет, но я ожидаю, что вскоре ее получу. Возможно, завтра-послезавтра.
— Джим мертв, — сказал я. — И рукопись куда-то пропала. Я надеялся, что он уже передал...
Гудман вскочил на ноги и уставился на меня:
— Мертв? Как, не может быть... Он... рукопись пропала? Что вы имеете ввиду?
Мне показалось, что он чересчур уж шокирован, но возможно он слишком опечалился смертью Джима. Я сказал:
— Просто, она до сих пор не найдена.
— Должно быть, он ее где-то спрятал. Вы ведь знаете, это настоящий динамит. Джим долго искал издателя, но никто кроме меня за это не взялся. Нельзя их винить; он был уверен, что и сам он, и его издатель будут обвинены в клевете. Возможно, я дурак, что согласился. — Он выпрямился и развел плечи. — Но кто-то должен был попытаться. — Свет заблестел на густых волосах Гудмана, бросив тень на его костлявое лицо. Он был похож на Вашингтона, пересекающего Делавэр, и я предположил, что он сможет пройти в Сенат, не поцеловав ни одного сопливого ребенка. Но он испортил все впечатление, добавив: — Известность такого сорта стоит дороже миллиона долларов.
Через мгновение он опустил взгляд на меня и медленно спросил:
— Джим действительно умер?
— Да. И рукопись исчезла. Кроме меня только его невеста и капитан Эймос Уэйд заглядывали в нее. |