Мы немного поболтали, а потом Лорен вернулась к себе и села за свой стол.

Это были единственные перемены.

Я сидел, упершись ногами в стол. После раскрытия убийства Кельбы прошла неделя. Всего одна неделя. Но у Голливуда короткая память. Важно то, что есть, а не то, что было.

И вот я сидел за своим столом и ждал будущего клиента. И думал об Иоланде.

Он умер мгновенно и незаметно с открытым ртом, так как собирался рассказать остальную часть истории, и единственное, что я услышал, это как его голова стукнулась о красное дерево моего стола. Можно было не опасаться ни опухоли, ни ссадины: он был мертв еще прежде, чем наклонился вперед и стал падать из моего лучшего кресла: аккуратная дырочка почти в центре лба зияла как третий незрячий глаз.

Если говорить точно, это не было началом, по крайней мере, для меня лично. Все началось за пять минут до того, как пуля пронзила его мозг и, разворотив ему череп и кожу, вылетела из затылка.

Он пришел ко мне в пятницу около семи вечера. Я только что скормил очередную порцию сушеной дафнии рыбкам гуппи, которых я держу в большом аквариуме на книжном шкафу в моей конторе. Я люблю маленьких рыбок — и можете думать обо мне, что угодно.

Он был пожилой и высокий. Почти с меня ростом, скажем, шесть футов и один дюйм, а весом, пожалуй, превосходил фунтов на двадцать мои двести шесть. Эти лишние двадцать фунтов были за счет его брюшка, которое он начал уже отращивать. Его словно размытые голубые глаза смотрели сквозь очки в стальной оправе. У него было квадратное красное лицо, слабый подбородок и толстая шея, которой было явно неудобно в воротничке по меньшей мере семнадцатого размера.

Он спросил неожиданно очень высоким голосом:

— Мистер Шелдон Скотт?

— Он самый.

— Лоринг. Джон Лоринг.

Он пожал мне руку, как будто это были чаевые. Кожа у него была мягкая и гладкая, как у женщины.

Я сказал:

— Присаживайтесь, мистер Лоринг. Чем могу служить?

Когда он усаживался на краешек кожаного кресла у моего письменного стола, я вспомнил, где мне встречалась фамилия Лоринг. Она мелькала в лос-анжелесской печати всегда в связи с долларами, но до сих пор перед ней всегда стояло «миссис», а не «мистер». Я никогда не представлял себе, что есть еще мистер Лоринг. И вот этот мистер сидел на краешке моего кресла. Без всяких предисловий он сказал:

— Мистер Скотт, я заплачу вам пять тысяч, если вы избавите меня от одного человека.

Я вскинул на него брови, тихо кашлянул и сказал:

— Полегче, мистер Лоринг. Я частный следователь, а не наемный убийца. Что вы имеете в виду под избавлением?

Он быстро и нервно усмехнулся.

— Простите за неудачный выбор слов, мистер Скотт. Я как-то замотался. Я вовсе не имел в виду, что вы должны кого-то убить. По крайней мере, не думаю, чтобы это было необходимо. Я хочу, чтобы вы избавили меня от шантажиста. Меня шантажируют, и самое смешное в том, что я не уступил ему ни пяди. — Он немного поколебался. — Ну, может быть, это не совсем точно. Сегодня сказал этой дряни, как раз перед тем, как поехать к вам, что не заплачу ему ни цента и что, если это не прекратится, я обращусь в полицию. Я вспомнил, что читал о некоторых ваших подвигах, мистер Скотт, нашел ваше имя в телефонной книге и вот приехал к вам.

— Почему ко мне? Вы ведь хотели в полицию?

— Все-таки, знаете ли, шантаж. Похваляться тут особенно нечем. Я бы хотел, по возможности, избежать шума и огласки. Поэтому я обращаюсь к частному следователю. Дело довольно необычное, и мне хотелось бы остаться в стороне, насколько это возможно. Это очень важно. — Он пошарил в кармане, вытащил белый конверт и протянул его мне.