– Понимаешь, батя, – доверительно подхватил Филонов, ставя водочную бутыль под рояль. – Нашему Даниле за один раз можно только поллитру кушать. Выпьет на рюмку больше – сразу же драться лезет. Ну, организм у него так устроен.

– Вполне простительное чудачество, – заметил Батя дипломатично.

– А бухает он только в «Кролиководе», когда хорошенько шары покатает. – Сергей-музыкант кивнул на бильярдный стол. – Не уследишь за его правильной дозой – Данилка сразу за кий. И ну колошматить всех, направо-налево… Неделю назад прицепился к каким-то мудилам.

– Одному треугольник для пирамиды на шею надел, другому руку сломал, третьему – обе ноги, – вставил омоновец.

– …четвертому – два ребра, а пятому – ключицу! – на широком добром лице Черняева заиграла довольная улыбка. – Короче, они щас в больнице отдыхают…

– Я на работе ежедневно кому-нибудь руки-ноги ломаю, так мне за это еще и деньги платят… – заметил Филонов.

– …а пацану ни за что дело шьют, – резюмировал Пауков.

– Так вот: есть у меня один знакомый майор. Обещал помочь, – омоновская нога сорок восьмого размера задвинула водочную бутыль за ножку рояля. – Только проставиться надо. Типа как прикормить…

– Так когда, говоришь, мусорилам поляну накрывать? – уточнил Данила.

Омоновец посмотрел на часы.

– Уже скоро. Майор пока на шоссе мерзнет. Прикинь – тут, оказывается, неподалеку лагерь строгого режима есть. Так оттуда ночью какой-то авторитет сбежал… Подкоп вырыл, как крот, и – фьють! Ищи ветра в поле. Говорят, его уже в Финляндии видели.

После этих слов Батя явственно ощутил в голове нарастающий потусторонний звон. Словно небеса разверзлись, и над головой зазвучали прозрачные хрустальные колокольчики. Страшная догадка прошила мозг электрической искрой: эти симпатичные пацаны были вовсе не теми, за кого принимал их беглый арестант. Батя стал жертвой невероятного стечения обстоятельств. «Конкретная козырная тачка», «кролики ушастые», «аварийная бригада» – такое обилие профессиональных понятий ввело бы в заблуждение хоть Главвора, хоть Главпрокурора России!

– Пацаны, так вы… не саяно-шушенские? – на редкость спокойным тоном уточнил Батя, и только по напряжению желваков было заметно, что он сильно нервничает.

– Не-а. Мы – «Ленинградские». По названию звероколхоза, – серьезно пояснил Черняев, как бы невзначай поглядывая под рояль. – «Группировка Ленинград». Нас так многие называют… когда мы вместе. А так, по жизни, каждый своим занимается. Я, например, в свободное от работы время кроликов развожу. Ангора, шиншилла стандартная, американский серый, фламандский гигант, русский вислоухий…

– Я всех от ментов отмазываю, – внушительно пробасил Жека-омоновец.

– А я всем скучать не даю, – застенчиво улыбнулся Сергей-музыкант и, открыв рояль, взял несколько популярных блатных аккордов. – По вечерам тут иногда даже концерты даю. Тюремная лирика, Вивальди, ресторанный фольклор… Есть у нас в «Группировке Ленинград» еще один пацан. Но он мертвый.

– Как – «мертвый»? – ужаснулся пахан.

Приобняв Батю за плечи, Черняев провел его в каморку с золоченой арфой. На низком топчане в темном закутке лежал молодой мужчина со смуглым мужественным лицом голливудского мачо. Лацкан стильного пиджака украшал примятый букетик фиалок, из бокового кармана торчал свернутый трубочкой журнал «Плейбой».

Мужчина мертвецки молчал.