|
Старые раны для воина гораздо приличнее, нежели какая-то сердечная болезнь. Мой друг и двоюродный дедушка герцога лишь повздыхал, сказав, что подходящих трав у него тоже нет, а то, что есть, для моего организма не годится. Мол, старые раны — штука тонкая, это тебе не бодрящее зелье, чтобы по девкам бегать. А магическое воздействие, способное поставить на ноги тяжело раненого, для меня, невосприимчивого к волшебным штукам, тоже не подойдет. При этом, Габриэль посматривал на меня слегка насмешливо, будто на что-то намекая. Он что, считает, что мое нынешнее состояние — прямое следствие некоторых э-э… бессонных ночей? Врет, собака, хотя и маг. Отродясь по девкам не бегал, тем более в Севре, а те, что сами ко мне приходили, они не в счет. Элис и Миса мои боевые подруги, девы-воительницы. Да что маги, бросающиеся по пьянке огненными шарами, понимают в нормальных человеческих болячках?
Понятное дело, что в Силинг обоз ушел без меня. Куда годится умирающий телохранитель, а трогать с места увечного воина тоже не дело. Договорились, что как только я встану на ноги, то сразу же догоню. Я даже Генрика вместе с телегой отправил с остальным народом, чтобы не ныл и потом не замедлял нас с гнедым. Барон предлагал оставить со мной пару вооруженных рыцарей, чтобы я не скучал, но отказался. Неизвестно, сколько еще пролежу, к чему ребятам торчать на постоялом дворе и перемывать мои больные косточки? Провалялся день, потом ночь и утро следующего дня. Лучше не становилось, но долго лежать в постели не мог. Во-первых, трудно устроиться поудобнее, если ноет каждая косточка, а во-вторых, хозяин не озаботился поставить в комнате ночной горшок. А в-третьих… А в-третьих, я просто терпеть не могу лежать просто так, особенно если это белый день. Вышел, боясь потревожить сердце, но оно все равно давало о себе знать. Прижал его ладонью, чтобы не выскочило из груди, не расплескалось, так и пошел. Когда проходил по общему залу, увидел, что около стойки пьет пиво какая-то странная, полупрозрачная фигура, похожая на привидение. Возможно, к трактирщику заглянул в гости призрак какого-нибудь усопшего родственника поболтать да заодно выпить пива. Это старый рыцарь фон Йорген не пил со мной кавы и даже не разговаривал, а в этих местах все возможно. Сделав свои дела, доковылял до конюшни. Гневко, в одиночестве жевавший овес, с недоумением спросил: — Иго-го? — Да вот, приболел, — грустно пояснил я, досадуя, что никто не рассказал жеребцу о неприятности с его хозяином. Впрочем, а кто догадается, что это следовало сделать? — Го-го, — мотнул головой жеребец, сочувственно ткнувшись мне в щеку теплыми губами. — И-г-го-го… — Постараюсь, — вздохнул я, погладив верного друга по лбу. — Го, — кивнул гнедой на выход. Дескать — иди, отлеживайся. — Пошел, — грустно ответил я, отправляясь в свою комнатушку. Когда возвращался обратно, никого, кроме хозяина не было. Видимо, призрак решил вернуться в могилу. Трактирщик смерил меня оценивающим взглядом, прикидывая, во сколько ему обойдутся похороны и хватит ли того, что отыщет в сумках и карманах на расходы. На коня и оружие с доспехами вряд ли кто-то покусится, их отправят ко двору герцога, а вот все остальное — законная добыча не только мародеров, но и прислуги, включая трактирщиков и хозяев постоялых дворов. Пока ходил во двор, замерз и предпочел опять забраться в постель. Улегшись, принялся вслушиваться в звуки сердца. Кажется, стучит сильнее, чем прежде. Правильно, как я и думал — сердечный приступ. Себя было не жалко, зажился на этом свете, но предполагал, что умру иначе, а не столь нелепо. Чем хорошо умереть в бою, а не в постели, так это тем, что не заморачиваешься о грядущем. Словил себе палицей по башке или стрелу в грудь, брякнулся оземь, умер и не надо размышлять — как там твои друзья и родственники, а тут лежи и думай. |
