Запал остыл, а всё равно было как-то не по себе. И рука ныла, портя настроение. Заживает, конечно, но медленно, зараза! Обычно такие вещи через полчаса проходят.

Догадываюсь, что беременным изменять нежелательно, потому как всякую гадость притащить могу, но кому её притащишь, если тебе вечно не дают?

Словом, вернулся к невесте поздно, когда садилось солнце, сытый, немного пьяный и благодушный. И без следов ожога — успело затянуться.

Совесть начала пинаться не хуже сына, когда увидел Одану на ступеньках крыльца. Кутаясь в плед, сидя то ли на покрывале, то ли ещё на чём, она всматривалась в переулок. Заметила меня, встала на колени, сложила покрывало и выпрямилась, придерживаясь за дверной косяк: нагибаться уже тяжело.

— В дом иди. Это что ещё за посиделки?

— Я боялась.

— Чего? Что меня убьют? Порадовалась бы, что сдох, — и дело с концом.

Я затолкнул её в узкую прихожую и закрыл дверь — нечего соседям наши разговоры подслушивать.

— Сколько сидишь? Продрогла, небось?

— Нет, на улице тепло. Я думала, вы совсем ушли.

— Ага, как же! И не надейся. О свадьбе договорился: будет, как положено. Если есть подруги, можешь взять.

Она кивнула, прошла на кухню, загремела посудой. Пришлось пресечь её возьню, сказав, что не голоден.

Свадьба… Что-то она никого из нас не радует. Не похожи мы на счастливую влюблённую парочку. Невеста до сих пор на «вы» называет. О страстных ночах и речи нет. Даже возможность потратить деньги на всякие безделушки её не привлекает. Хотя переживает, волнуется, готовит для меня то, что сама не любит.

А я… Тоже не образец для подражания.

— Вы… Лэрзен, пожалуйста, лягте сегодня на кухне.

— Это ещё почему?

— Меня от запаха духов тошнит, — смущённо пробормотала она. — Они очень приторные и стойкие, водой не смоются.

Нет, нормально? Учуять, что женишок таскался по девочкам, — и всего-то жаловаться на запах.

— Ничего, смою. Значит, это всё, что не устраивает? Отлично. На кухне ночевать не буду, найду другое место. Наутро обещаю ничем не пахнуть.

— Если вы хотите, я не могу запретить. Вы же женитесь из-за ребёнка…

И разрыдалась.

Пришлось успокаивать, предварительно смыв с себя чужой запах.

А она отталкивала, продолжая твердить, что не держит меня. Затихла только у меня на коленях, уткнувшись в грудь лицом. Обняла, прижалась, как могла.

И не обвиняла же, даже мысленно, а всё равно чувствовал себя виноватым. В общем, это был первый и последний мой поход к девочкам до свадьбы.

Платье из подарка Артена вышло — загляденье. Одана в нём преобразилась, походила на знатную даму, только живот всё портил. Как высоко талию ни делай, беременность не спрячешь. Зато грудь выросла, так заманчиво колыхалась при ходьбе. Мне нравилось её трогать. Я бы с удовольствием делал это чаще и не останавливался на достигнутом, но мои желания и желания невесты кардинально не совпадали. Дальше поцелуев и ласк ни-ни. За ребёнка боялась, что я ему наврежу.

Обручальные кольца заказал я, а потом наложил на колечко Оданы магическое охранное плетение, связав его со своим кольцом. Она человек, слабый человек, её защищать надо.

Получилось красиво и неброско: я не стал тратиться на россыпь бриллиантов. У меня просто сплав золота с серебром с традиционным брачным знаком Империи, у Оданы — золотое, с тремя камушками. Их подбирал ювелир, я не вникал, — красиво, и ладно.

Наряжаться Одане помогала подружка, она же нашла портниху, которая и сшила платье. Его я до свадьбы видел лишь мельком — по недосмотру девиц, которые свято верили, что, пряча наряд, сохраняют счастье в семье.