Полковник Палмер молчал изумлённо и гневно. Оба лейтенанта — достаточно тупо. Наконец полковник зловеще спросил:

— Это ваше официальное мнение, капитан?

— Да, сэр. — упрямо сказал Эндерсон, и его худое лицо вдруг стало ожесточённым. — То, что вы хотите сделать сейчас — это несмываемое пятно на нашем мундире… а он и без того достаточно грязен, сэр, видит Бог.

Полковник заставил себя успокоиться. Военный в бог знает каком поколении (редкость для США), капитан Эндерсон был лучшим из его инструкторов.

— Ничего не будет, капитан, — сказал Палмер. — Лобума — это не мы. Мальчишке достаточно будет на него взглянуть, чтобы рассказать всё. И я вам обещаю, что мальчика ждёт фильтрационный лагерь.

В пять утра сержант Лобума разбудил полковника палмера.

— Сэр, вы приказали докладывать независимо от времени суток, — сказал огромный негр, почтительно вытянувшись в струнку.

— Да, я слушаю, — полковник сел на раскладной кровати. — Что так долго? — он бросил взгляд на часы.

— Он молчит, сэр, — Лобума задумался и поправился: — Вернее, он кричит, но молчит.

— Молчит?! — Палмер взвился с кровати…

…Привязанный в гинекологическом кресле мальчишка внешне был не особо покалечен — разве что губы разбиты, и капитан Эндерсон как раз вытирал их бинтом. Но полковник Палмер не сомневался в том, что сержант знает дело и мальчишка, конечно, должен был расколоться…

Капитан Эндерсон бросил бинт на пол и выпрямился. Странно — на какой-то миг Палмеру стало не по себе — когда он заглянул в глаза офицера. Но Эндерсон ничего не сказал — только вышел, плечом задев замершего у входа Лобуму.

— Почему ты молчишь?! — нагнувшись, Палмер схватил мальчишку за щёки. Тот открыл глаза — мутные, невидящие. — Говори, дурак! Как только заговоришь — допрос, а потом всё прекратится и ты отправишься в лагерь! Ты будешь жить! Слышишь?! — он мотнул голову мальчишки. — Жить! Слово офицера!

— Вы не офицер, а фашист, — тихо, но отчётливо сказал мальчишка, шевеля покрытыми белой коркой губами.

— Что?! — Палмеру показалось, что он перестал понимать русский язык. — Что ты сказал?!

— Что смерть ваша — за ближайшими домами, — ответил мальчишка. — Что наши придут. И что я не буду говорить ничего.

Палмер отскочил. Тяжело дыша, посмотрел на равнодушно стоящего сержанта.

— Делай с ним, что хочешь, — сказал полковник. — Но он должен говорить. Должен. Ты понял?

— Да, сэр, — синие губы негра расплылись в улыбке. — Не сомневайтесь, сэр. Он заговорит. Я пока просто разминался…

…Выйдя из палатки, полковник услышал за спиной истошный детский крик. И увидел, что вокруг все остановились — солдаты охраны, водитель, радист за спутниковой станцией. Застыли и смотрят на палатку и на него — полковника Палмера.

— Что застыли?! — чуть ли не впервые в жизни заорал он на своих солдат. — Заниматься своими делами!!!

Люди суетливо, испуганно зашевелились.

Около штабной палатки Палмера нагнал лейтенант Хасбрук, проводивший осмотр вещей русского. Лицо лейтенанта было растерянным и удивлённым.

— Сэр. Простите, сэр, — он достал из кармана красный треугольный платок.