В мои обязанности входит вести переписку. Нора занимается благотворительностью, она основала специальный фонд, куда поступают заявки от неимущих.
Моя хозяйка никогда не помогает организациям и учреждениям, только конкретным лицам, и я должен вести переписку с теми, кто хочет получить помощь. Еще частенько приходится ездить к этим людям и лично проверять, так ли уж они нуждаются, как рассказывают.
Кроме того, я делаю всякую ерунду: пишу для Риты доклады по русской литературе, а когда она училась в школе, вдохновенно ваял сочинения. Ночами, когда Норе не спится, она просит меня почитать ей вслух. Как правило, это бывают ее любимые детективы. Естественно, она может и сама взять в руки книгу, но, наверное, Элеонора чувствует себя иногда одинокой, поэтому и велит мне садиться в кресло под торшером с томиком Рекса Стаута в руках.
Еще я обязан просматривать кучу газет и журналов, включая самые низкопробные, и отмечать все, что представляет интерес для хозяйки: у Норы нет времени на изучение прессы, но ей надо быть в курсе событий. Еще я развлекаю гостей во время вечеринок… Одним словом, как понимаете, работа у меня непыльная, оклад отличный, а Нора не самый отвратительный вариант начальницы. Может, кому‑то и покажется нагрузкой жить в одном доме с работодательницей, но я доволен. Ведь иначе мне пришлось бы обитать вместе с маменькой, а это, поверьте, намного хуже.
За несколько лет, проведенных с Норой под одной крышей, я научился понимать ее с полуслова, даже с полувзгляда. Поэтому, когда сегодня она вкатилась в мою комнату и со светской улыбкой на безукоризненно намакияженном лице заявила:
– Ваня, есть разговор, – я сразу понял, что она находится в сильном волнении.
– Слушаю вас, – сказал я и встал.
– Садись, – махнула рукой Нора, – не разводи китайские церемонии, дело есть.
Я сел и посмотрел на хозяйку. Кажется, я ошибся, она совершенно спокойна, просто, очевидно, заболела: глаза лихорадочно блестят, а на щеках проступают красные пятна.
– Ты можешь еще раз рассказать мне о наезде?
Я замялся.
– Понимаю, что заставляю тебя вновь вспоминать не слишком приятные события, но очень надо, – тихим голосом продолжила Нора.
Я вздохнул и в который раз начал повествование:
– Рита сошла с троллейбуса и пошла ко мне.
– Она ничего не говорила?
– Нет, только крикнула: «Вава, извини, опоздала» или что‑то в этом роде.
– Ты, конечно, обозлился на дурацкую кличку, но вида не подал, – усмехнулась Нора.
Я пожал плечами. Какой смысл обижаться на Риту? Она бы только стала хохотать. Если кому‑то нравится называть меня идиотским детским прозвищем, пожалуйста.
– Дальше, – поторопила Нора.
– Ну, она шла по проезжей части…
– Машины были?
– Ни одной. А потом невесть откуда вылетела «Вольво», или вылетел, я не знаю, как правильно сказать.
– Насрать на чистоту речи! – рявкнула Нора. – Откуда ты знаешь, что это был «вольвешник», ты же вроде в автомобилях не слишком разбираешься?
– Милиция сказала.
– Дальше!
– Ну и все! Он на нее наскочил, автомобиль.
– Рита не заметила машину?
– Увидела и даже попыталась убежать, но та все равно ее сбила!
– На пустой широкой дороге! Тебе не показалось это удивительным?
Я вспомнил, как тупорылое авто вильнуло вслед за несущейся к тротуару девушкой, и осторожно сказал:
– Вероятно, водитель был пьян. Честно говоря, мне…
– Говори!
– Видите ли, «Вольво» казался безукоризненно вымытым, прямо сверкал весь, а номера были заляпаны грязью…
– Вот! – стукнула кулаком по подлокотнику кресла Нора. |