Бросились в глаза самые крупные заголовки: «Беловежское соглашение», «По СССР плакать не будем, а Горбачева
жалко». На ту же тему, похоже, но при чем здесь Горбачев?
В мое время он был всего лишь рядовым секретарем ЦК. Разве что после Черненко выдвинулся? И что же с ним, интересно, сделали?
Не расстреляли, надеюсь? Ладно, успею выяснить. И на последней странице полосная статья: «Не хочу быть интеллигентом…» Ну-
ну, а с чего бы?
Ничего больше я не успел. Ирина, увидев мои действия, толкнула под столом ногой и прошипела раздраженно:
– Ты прямо наркоман! Оставь, что люди подумают…
Людям, кстати, на мои действия было глубоко наплевать. Они и на Ирину не слишком обращали внимание, поглощенные собственными заботами. Вот
если бы я заорал сейчас нечто вроде: «Виват государю!» или «Да здравствует славянский триумвират!», тогда кто-
то, может быть, заинтересовался бы. Но так экспериментировать я был морально не готов.
…
Мороз, пока мы сидели в «Виктории», окреп настолько, что асфальт схватился ледяной зеркальной пленкой, по которой вились стремительные белы
е змейки поземки. С такси здесь дела обстояли еще хуже, чем в наше время, и пришлось идти пешком, изо всех сил стараясь не поскользнуться н
а убийственном гололеде.
Попутно мы обсуждали с Ириной мысль о том, что путешествовать в прошлое, как Берестин, не в пример спокойнее и интереснее. А здесь все вре
мя чувствуешь себя дураком, и главное –
любая добытая информация все равно бесполезна, потому что не знаешь, какой в ней смысл и для чего она может пригодиться в практической жиз
ни.
То же самое, что знать ответ на задачу, когда неизвестно ее условие.
Сквозь Петровку ветер гнал снег, как в аэродинамической трубе. На углу захламленной площадки, огороженной мусорными баками, перед поворото
м на Столешников
(раньше тут было кафе «Лето» с шашлыками и пивом), нас и остановили. Я еще удивился, увидев впереди продрогшую скорченную фигуру, –
какой дурак толчется в полночь на совершенно неподходящем, продуваемом месте. Ждать тут вроде некого –
вокруг одни запертые магазины, и машины, хоть такси, хоть частники, здесь не ездят. И совсем я не подумал ничего дурного. Отвык, получаетс
я.
– Эй, мужик, – прозвучал классический вопрос, – закурить есть?
Эту шутку я с детства знаю и знаю, как отвечать, но задал вопрос тип уж больно затруханный, в курточке болоньевой, и морда, насколько в не
ясном свете различалось, врожденно полупьяная. Я решил, что он в самом деле мается без курева после стакана плодово-ягодного в какой-
нибудь подсобке.
– Некурящий, – бросил я мельком и прошел, не поворачивая головы, едва не задев его плечом. Однако на сей раз прием не сработал.
– Подожди, командир, не спеши так! –
И из темноты возникли и загородили путь еще двое, вида гораздо более серьезного. Вот такие мне никогда не нравились: крепкие ребята, на пе
рвый взгляд даже вполне интеллигентной наружности, студенты как бы, но от которых исходит физически ощутимая аура беспощадной безадресной з
лобы. Я понял, что просто так разойтись не удастся. А драться со шпаной мне не приходилось уже лет пятнадцать. И еще Ирина рядом…
– Курточка у тебя, мужик, приличная, – с издевкой объяснил тот самый, трухлявенький. – А я, видишь, мерзну… Сам снимешь? –
и цепко схватил меня за рукав.
Насколько мог резко, я ударил его носком сапога под коленку, он взвыл и скорчился. |