– В платье, – равнодушно пожала она плечами.

– В каком?

– Тебе не все равно? – начала злиться Пуля.

– Если тебе все равно, можно я приму участие в выборе этого платья? – вежливо поинтересовался Герман.

Она распахнула дверцу платяного шкафа.

– Выбирай.

Гранидин и впрямь стал перебирать ее вещи. По нахмуренному лбу Пуля поняла, что ни одно из платьев ему не нравится. Это ее слегка задело, но она молчала и терпеливо ожидала конца ревизии гардероба.

– Нет, все это не подходит, – со вздохом сожаления подытожил Герман.

– Извини, дружок, но выше головы не прыгнешь.

– Позволь мне с тобой не согласиться, дорогая…

В тот же день они поехали к портнихе, которую порекомендовала Даша, жена Павла Медведева, компаньона Германа по бизнесу. С портнихой Гранидин долго обсуждал выбор ткани, потом они спорили о фасоне. Пульхерия не вмешивалась, только скептически посматривала в их сторону и листала модные журналы. Наконец ткань и фасон были выбраны, мерки сняты. На примерку портниха велела прийти через день. Те кусочки ткани, которые она прикладывала к Пульхерии на примерке, особого энтузиазма не вызывали, но и на этот раз Пуля отмалчивалась, удивляясь самой себе, покорно поворачивалась в разные стороны, стараясь не смотреть на свое отражение в зеркалах.

Платье забирали за два часа до начала ужина. Когда портниха помогала его натягивать, Пульхерия зажмурила глаза, а когда открыла, то потеряла дар речи от удивления: перед ней стояла элегантная женщина в шелковом платье чуть ниже колена, с длинными рукавами и большим декольте. Черный шелк оттенял белизну кожи, узкий лиф и широкая юбка выгодно подчеркивали достоинства фигуры и скрывали недостатки. Портниха накинула ей на плечи длинный шарф из темно-фиолетового панбархата, очень идущего к глазам. У Пульхерии было ощущение, словно она заново родилась. Из оцепенения ее вывел восторженный шепот Германа:

– Валентина Михайловна, вы совершили настоящее чудо! У вас золотые руки! Сколько с меня?

– Как и договаривались: пятьдесят процентов за срочность, двадцать процентов за большой размер, плюс шарфик, если вы будете его брать. Итого…

Она назвала сумму, от которой у Пульхерии нижняя челюсть самопроизвольно опустилась вниз, ей сразу почему-то стало душно.

Но Герман спокойно достал портмоне.

– Вы в чем предпочитаете, в долларах, евро или родных деревянных?

– Лучше в евро.

– Без проблем.

– После ужина можешь делать с ним что хочешь…

– Для тебя он так важен?

Гранидин нахмурился, ничего не ответил и, давая понять, что больше не хочет разговаривать на эту тему, отвернулся к окну. Но Пульхерия никак не могла успокоиться.

– В любой момент я могу привезти тебя к своим родителям, и им будет абсолютно все равно, во что ты одет. Им важно, какой ты, и хорошо ли мне с тобой. Все остальное их не интересует. Ну чего ты молчишь?

– Ты все правильно говоришь, но…

– Вот из-за этого «но» я и раздумываю, стоит ли мне выходить за тебя замуж, – с горечью сказала Пульхерия.

– Ты все неправильно поняла. Это платье нужно не для меня, а для тебя. Когда мы приедем, сразу все поймешь. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя с моим отцом на равных.

Я хочу, чтобы он увидел тебя такой, какой вижу я.

– В таком случае, ты плохо меня знаешь. Я чувствую себя уверенно в любой одежде и любой обстановке. Я не молоденькая девчонка и намного старше тебя. Я могу войти к ним абсолютно голой…

– А вот этого делать не надо! – испуганно воскликнул Герман.