– Послушайте, мистер, я не знаю, что вам нужно, но у вас есть деньги – с этим не поспоришь. Здесь полно проституток, которые сделают для вас все, что угодно, и при этом, в отличие от меня, не будут иметь никаких проблем с законом. Просто высадите меня на следующем перекрестке, и я обещаю: вы никогда обо мне не услышите. Я не пойду в полицию. А Джорджу скажу, что вы мой старый клиент и мы уже уладили все проблемы.

– Мне не нужна проститутка. Я приехал за тобой. – После этого заявления, которое явно не предвещает ничего хорошего, Ройал снимает пиджак и протягивает его мне.

Хотелось бы мне иметь вид независимый и бойкий, но, сидя здесь, в этой супердорогой тачке, напротив мужчины, перед которым мне только что пришлось танцевать откровенный танец, я ощущаю неловкость и беззащитность. Сейчас я отдала бы все что угодно даже за бабушкины панталоны. Я с неохотой надеваю пиджак, стараясь не обращать внимания на боль от сжимающего грудь корсета, и плотнее закутываюсь в плотную ткань.

– У меня ничего нет. – Та небольшая сумма наличных, спрятанных на дне моего рюкзака, сущие гроши для него. Да одна только его тачка стоит больше, чем весь «Дэдди-Джи»!

В ответ Ройал лишь поднимает одну бровь. Теперь, когда он остался в одной рубашке, я вижу его руки, его часы, которые выглядят… в точности как те, что есть у меня. Его взгляд следует за моим.

– Узнаешь?

Это не вопрос. Мужчина поднимает запястье, чтобы мне было лучше видно. У часов простой черный кожаный ремешок, корпус из золота высшей пробы, серебряные кнопки и выпуклое стекло. Цифры и стрелки светятся в темноте.

– Ни разу в жизни не видела, – вру я, во рту у меня пересохло.

– Правда? Это часы фирмы «Орис». Швейцарские, ручная работа. Подарок в честь окончания учебки. Мой лучший друг, Стив О’Халлоран, получил такие же. Сзади выгравировано…

Non sibi sed patriae.

Я нашла значение этой фразы, когда мне было девять, после того как мама рассказала мне историю моего рождения: «Прости, малышка, но я переспала с моряком. Он оставил мне только свое имя и эти часы». «И меня», – напомнила я. Мама взъерошила мне волосы и сказала, что я самое лучшее во всей ее жизни. И снова от чувства утраты у меня екает в сердце.

– …Это означает «не за себя, но за родину». Часы Стива пропали восемнадцать лет назад. Он говорил, что потерял их, но новые так и не купил. Вообще с тех пор никогда не носил никаких других. – Ройал печально усмехается. – И всегда, когда опаздывал, приводил это в качестве оправдания.

Я невольно наклоняюсь вперед, желая узнать больше о Стиве О’Халлоране, о том, что, черт побери, такое «учебка» и как познакомились эти двое. Но тут же мысленно даю себе пощечину и отодвигаюсь обратно к дверце.

– Классная история, приятель. Но какое отношение все это имеет ко мне? – Я бросаю взгляд на Голиафа за рулем и повышаю голос: – Вы оба только что похитили несовершеннолетнюю, что является преступлением в пятидесяти штатах. Разве не так?

– Преступлением будет считаться любое похищение, вне зависимости от возраста жертвы, – соглашается Ройал. – Но я твой опекун, а ты была участницей незаконных действий, так что у меня есть право забрать тебя.

Я принуждаю себя язвительно расхохотаться.

– Не знаю, что вы там себе думаете, но мне тридцать четыре. – Я открываю рюкзак и, отложив в сторону часы, которые являются точной копией тех, что сияют на левом запястье Ройала, достаю свое удостоверение личности. – Видите? Маргарет Харпер. Тридцать четыре года.

Мужчина выхватывает удостоверение из моих пальцев.