Элизабет, конечно, соврала. Процедура развода была крайне мучительна, она разбила бы мне сердце, если бы оно у меня было, и только Джулиан сумел оформить все юридически пристойно. Я пошел на всяческие уступки, не из благородства, а чтобы покончить с этим раз и навсегда. Джулиан не допустил, чтобы неразрывно связывавшая нас взаимная ненависть вышла наружу. Может быть, теперь у нее, как и у меня, все улеглось и остался только огромный рубец на душе? А улеглось ли — у меня? И у нее?
— Она сказала, что должна хранить их, но не имеет к ним никакого отношения.
— Мои бумаги?
— Вы так и не поняли, сэр. Вы часть великого карнавала английской литературы.
Именно так он сказал. Словно зачитывал заявление в суде. «Обвиняемый желает заявить, что является частью великого карнавала…» — вот в чем суть. «Подсудимый, вам предъявлено обвинение в том, что вы с явно преступным намерением являетесь частью великого карнавала…»
Рик втянул подбородок и выставил лоб, выглядывая из-под массивных надбровных дуг.
— Так что ничего не выйдет, профессор.
— Как бы там ни было, она мне отказала, Уилф.
— Распутной она никогда не была. Следует отдать ей должное.
— Я понимаю, вы шутите, сэр. Но я страдал.
— Ради Бога! А как Валет Бауэрс?
— Неплохо, надо полагать.
— Хорошо. Очень хорошо.
— Она даже не дала мне взглянуть на ящики.
— Замечательно.
— Сказала, что без вашего разрешения ничего не даст. Письменного разрешения. Так договорено, сказала она. «Джентльменское соглашение», сказала она и засмеялась. Вы оба часто смеетесь. Я хотел бы и это исследовать.
— Режете по живому. Ничего вы не знаете о моей жизни. И не узнаете.
Передо мной появились крохотная чашечка кофе и солидный бокал с коньяком. Я стал греть коньяк в руках.
— Для меня это важно, Уилф. Крайне важно. Я бы все отдал — абсолютно все! Вы понятия не имеете, какая у нас конкуренция — а у меня появился шанс. Есть такой человек — когда-нибудь я вам расскажу. Но мне необходимо ваше разрешение…
— Я сказал — нет, черт побери!
— Подождите, подождите! Я пока не говорю о бумагах — время есть, когда-нибудь, возможно… Но есть другое дело.
— Все дело в том, что я вчера завязал с выпивкой. А вот теперь я, как видите, без всякого принуждения пью коньяк, и знаете, понемногу, помалу-помалу…
— Другое дело…
— Меня, как говорится, немножко повело. Знаете, разъездные судьи. Осужденный съел обильный завтрак. Странно, когда судья разъезжает по разным местам… Как на шоссе. Не с кем поговорить. Только выпивка и дела, которые завтра нужно рассматривать. Ваше здоровье.
— Уилф…
Я подумал, как мало я знаю о разъездных судьях. Как мне повезло. За долгую жизнь никто не раскрыл моих преступлений. Тех, кому так не везло, ссылали в Австралию. Чтобы они там разводили овец и кормили таких, как мы. Кому что достанется.
До меня дошло, что Рик еще что-то балабонит. Я прервал его:
— Я тут так легко пьянею. Это высота.
— Уилф, пожалуйста!
— Профессор…
— Для меня в этом вся жизнь. Мне остается только умолять…
— Хотите стать полным профессором? В отставке?
— Уилф, я прошу, чтобы вы назначили меня официальным биографом.
Глава V
Я окинул его быстрым взглядом, а потом долго вглядывался в стену за его спиной. Моя жизнь, эта жизнь, эта долгая и длинная тропа — чего? Следы на песке… След улитки. |