|
Выпивка действительно ослабляет натяжение стальной струны, но, как я говорил или как вы сами уже поняли, неизбежно порождает всяческие трудности. Не стоит полагаться на опыт. С возрастом трудности делаются только хуже. Вот бы у меня была молодая голова на старых плечах, ха и так далее. Я неторопливо шел по прохладной тропе, с которой только что сошел снег. По той самой, где мы когда-то шли вместе, а потом Рик нес меня обратно. Я бы не узнал ее теперь, когда по сторонам еще лежал снег. Раньше я почти ничего не видел из-за тумана, но сейчас было ясно, как в космосе. Тем не менее старая неуверенность, та, что вызывает необходимость акклиматироваться, достала меня. Я шагал все медленнее, пока не остановился. Я не стал осматриваться, а присел на первый удобный камень и ждал, пока сердце и легкие немного успокоятся. Тут я заметил, что прислушиваюсь к звуку воды. Сейчас у нее был только один голос — легкий, игривый. Я открыл глаза, и, верите или нет, оказалось, что я сижу на том самом камне и передо мной те самые перила. Ага, вот и ручей. Он, конечно, был иным — гораздо шире, и вытекал он из снегового намета перед ледяной пещерой. Пещера эта сжимала воду, вот почему у нее был только один голос.
Я оглянулся. Челюсть у меня отвисла до самой груди. Ошибки быть не могло. Вот стволы для пропуска ручья, сейчас полностью затопленные. Камень служил неопровержимым доказательством. Он был такой огромный, что сдвинуть его мог только взрыв или бригада бульдозеристов. И торчал из горы, видимо, с третичного периода, тут сомнений быть не могло. И разумеется, в прошлый раз, когда мы были здесь, я слышал в тумане коровьи колокольчики, не дав себе труда сообразить, что это означает. Старый Дон Кихот на деревянном коне. Кто же, думал я, сочинил такую византийскую интригу? На десяток секунд я буквально ослеп от унижения и гнева — не сразу гнева на Рика; ибо, в конце концов, это был всего лишь очередной поворот дешевой комедии, вроде того, как я свалился с лошади в кучу навоза или как записка Люсинды оказалась извлечена из мусорного ящика. Раз в каждые десять лет прирожденный клоун попадал в очередную цирковую историю. Теперь добавилась еще и эта, бесспорно, лучшая из всех — как я висел в тумане на краю обрыва, как меня спас от небытия мой собственный биограф, полезно появляющийся в нужный момент и благополучно забываемый с пылающими щеками в часы бессонницы, комический персонаж, но тем не менее Рик, который всегда к услугам, Рик на подхвате, Рик-парик… Так вот, прямо под тем местом, где я отчаянно цеплялся за жизнь в тумане, расстилался широкий луг и на нем паслись коровы. Динь-дон. Я обнаружил, что стою со сжатыми кулаками и весь трясусь. Я повернулся и осторожно зашагал к отелю — осторожно, потому что не хотел, чтобы на такой высоте что-нибудь случилось с моим старым сердцем, мне нужно было дожить до появления Рика. Мне пришлось делать дыхательные упражнения, чтобы немного прийти в себя — я ведь почти ослеп от злости. В ушах у меня звенело, сердце бешено колотилось где-то под самым горлом. Не помню, как я дошел назад и открыл дверь. Помню, что посмотрел на бутылку «доля» и решил не трогать ее. Я сказал новой толстухе, молодой, которой суждено обслуживать два поколения в баре и затем умереть, что собираюсь акклиматироваться — да, именно так я произнес это слово, ведь для разговора с Риком мне требовались все силы. Так и сказал. Повесил на двери табличку «не беспокоить», наглотался пилюль и спал с трех часов дня в четверг до полудня в пятницу. Потом встал. После легкого полдника, состоявшего из бутылки «доля», я решил, что могу рискнуть и снова выйти на тропу. Действительно, я уже акклиматировался и до камня дошел довольно быстро. Там я сидел, подпитывая свой гнев, как подбрасывают хворостинки в костер. Не знаю, сколько времени я там пробыл. Потом будто бы сбросил все это с себя и вернулся в отель. Я расхаживал взад-вперед по гостиной, ожидая появления Рика. |
