— Где ты это слышал? — внезапно севшим голосом спросила мама.

— А почему Читралекха — «баскервильская кошка»? — не унимался я.

— Кто тебе такое сказал?!

— А почему в поселке никто не живет?

— Откуда ты знаешь?..

— А почему я, гражданин Федерации, наделенный всеми правами личности, никому не сделавший ничего дурного, должен прятаться?

Мама открыла рот и снова закрыла. Теперь она выглядела несчастной-разнесчастной. Новое открытие, будь оно неладно!.. Она села на краешек кресла в углу, сложила руки на коленях и поглядела на меня так, словно у меня вдруг проклюнулись рога и выросло копыто. Фенрис, когда его прогоняют с кухни в самый разгар готовки, и тот не покажется таким расстроенным.

Похоже, она не ожидала от меня претензий на самостоятельные суждения. Что и застало ее врасплох.

— Это как же мы бросим наш дом? — продолжал я развивать успех. — То есть, дом — он и есть дом… стены, крыша… какая разница, где есть, где спать… все равно я здесь никого не знаю… А как же пенаты? Ладно еще Фенрис, он собака, ему начихать, а Читралекха?! Она же сойдет с ума, если мы перетащим ее в новый дом. А если мы оставим ее здесь, а сами уедем, тогда с ума сойду я!

— Это всего лишь кошка, — проронила мама.

— Все человеческие проблемы, вместе взятые, не стоят одной поломанной кошачьей жизни! — почти закричал я.

— Ты сам это придумал?

— Нет, Читралекха нашептала… А еще вот что, — сказал я, садясь. — Непонятно почему, непонятно зачем, но, по-твоему, я что — всю жизнь должен буду прятаться?

— Я не знаю, — сказала мама.

— Но я так не хочу. Мне не нужна такая жизнь. Лучше умереть сразу.

— Ты еще не знаешь, — горько произнесла она, — что бывают ситуации, когда и впрямь легче умереть, чем жить.

— Надеюсь, это не мой случай?

— Не твой.

— Потому что мне светят всего лишь какие-то нелепые скитания вместе с тобой с планеты на планету, а я даже не знаю, в чем провинился перед этим миром?

— Наверное, ты прав, — вдруг сказала мама. Словно ее осенило или она приняла внезапное решение. — Разумеется, ты прав. Когда не уклониться от ударов, нужно их отражать.

— Уклониться! — завопил я. — От ударов! Чьих ударов?!

— Судьбы, дурачок, судьбы…

— Ты что, беглая каторжница? — спросил я упавшим голосом.

Мама невесело засмеялась.

— Конечно, нет, — сказала она. — Мы не совершили ничего дурного. Мы ни в чем ни перед кем не виноваты. Просто… просто… — Она посмотрела куда-то поверх моей головы. — Ты не все знаешь.

— А могу я тогда узнать все?

Она не ответила.

— Мне уже четырнадцать, и я довольно-таки большой мальчик, не так ли? Я даже могу водить гравитр без присмотра старших.

Этот аргумент не подействовал.

— Ладно, ладно… Как за кошкой убирать, так я взрослый, а как что другое, так сразу маленький…

И этот довод ушел в молоко.

Ворча и сетуя на судьбу, я уполз зализывать раны на веранду.

Фенрис пригласил меня поиграть, а Читралекха снова попыталась устроиться на коленях, но я всех разогнал. Ожесточенно раскачиваясь в кресле, я видел, как мама сдувает пыль с пульта видеала и роется в своих записях, очевидно, желая найти какой-то код. На моей памяти это было впервые — чтобы мама сама пыталась с кем-то связаться из нашего дома… Потом она ввела найденный код, — я невольно прекратил свои колыхания и подался вперед, — но экран оставался темным.