Потом прибежал Коля: у них был (неразборчиво написанное слово, поставленное в кавычки], которому [неясно] официально заявил об этой эвакуации. Пошел к ним. "Одесса окружена повстанцами. Подвойский прислал телеграмму об эвакуации Одессы в 72 ч., перехвачено радио Саблина – сообщает Деник[ину], что взял Очаков, совершил десант в Коблеве и просит позволения занять Одессу". […] Как было не верить? Но вот опять день, каких было много, вышли газеты, долбящие все то же, и ни звуком не намекающие на эту передачу… […]
Вчера говорили о новых многочисл [енных] арестах и расстрелах. Нынче похороны "доблестных борцов" с немцами […]
4 ч. дня в городе. Читал приказы. Уныние снова. О проклятая жизнь!
24. VII/6. VIII.
[…] Ночи прекрасные, почти половина луны. В одиннадцатом часу смотрел в открытое окно из окна Веры. Луна уже низко, за домами, ее не видно, сумрак, мертвая тишина, ни единого огня, ни души, только собака грызет кость,- откуда она могла взять теперь кость? […] Совершенно мертвый город! На ночь опять читал "Обрыв". Как длинно, как умно нередко! А все-таки это головой сделано. Скучно читать. […] Сколько томов культивировалось в подражание этому Марку! Даже и Горький из него.
Нынче опять такой прекрасный день, жаркий на солнце, с прохладным ветерком в тени. Были с Верой в Театральном кружке.
[…] Комендант печатает в газете свое вчерашнее объявление – о лживости слухов, что они уходят: "Эвакуация, правда, есть, но это мы вывозим из Одессы излишние запасы продовольствия" и еще чего-то. Бог мой, это в Одессе-то "излишние запасы"! […] На базаре говорят, что мужики так ненавидят большевиков, что свиньям льют молоко, бросают кабачки, а в Одессу не хотят везти.
Слух: Бэла Кун151 расстрелян, прочие комиссары, пытавшиеся бежать из Венгрии, арестованы. […]
25. VII./7. VIII.
Во всех газетах все то же, что вчера. […] Возвращаясь, чувствовал головокружение и так тянуло из пустого желудка,- от голода. В магазин заходил – хоть шаром покати! "Нечего есть!" – Это я все-таки в первый раз в жизни чувствую. Весь город голоден. А все обычно, солнце светит, люди идут. Прошел на базар – сколько торгующих вещами. На камнях, на соре, навозе – кучка овощей, картошек – 23 р [убля] ф [унт]. Скрежетал зубами. "Революционеры, республиканцы, чтоб вам адово дно пробить, дикари проклятые!"
"Распаковываются",-говорит один. Да, м [ожет] б [ыть], сами ничего не знают и трусят омерзительно. Другие твердят – "все равно уйдут, положение их отчаянное, про победы все врут, путь до Вознесенска вовсе не свободен" и т. д.
[…]
Вечером. Опять! "Раковский привез нынче в 6 ч. вечера требование сколь можно скорее оставить Одессу". […]
Какая зверская дичь! "Невмешательство"! Такая огромная и богатейшая страна в руках дерущихся дикарей – и никто не смирит это животное!
Какая гнусность! Все горит, хлопает дерев [янными] сандалиями, залито водой – все с утра до вечера таскают воду, с утра до вечера только и разговору, как бы промыслить, что сожрать. Наука, искусство, техника, всякая мало-мальски человеческая трудовая, что-либо творящая жизнь – все прихлопнуто, все издохло. Да, даром это не пройдет! […]
Грабеж продолжается – гомерический. Ломбард – один ломбард – ограблен в Одессе на 38 милл. ценностями, т. е. по-теперешнему чуть не на 1/2 миллиарда!
26.VII./8. VIII.
Слышал вчера, что будут статьи, подготовл [яющие] публику к падению Венгрии. И точно, нынче […]
Ужас подумать, что мы вот уже почти 4 месяца ровно ничего не знаем об европейских делах – и в какое время!- благодаря этому готтентотскому пленению!
Вечером. |