Кроме встреч с руководителями отделов, просмотра заметок Мерримана и перечитывания «Правил», все, что у него имелось, — время. Время, чтобы запереться в туалете своего офиса и рыдать, пока сопли не начинали стекать по подбородку. Время сидеть под обжигающим душем и дрожать. Время прятать таблетки за щекой и приберегать их до момента, когда душевная боль становилась невыносимой. Время гадать, почему эти таблетки не дают прежнего эффекта, хотя он и удвоил дозу.
Возможно, отупляющее воздействие игры и было причиной, почему она вообще существовала, почему кто-то затратил усилия на ее создание и почему все предшественники Троя прятали ее в укромном месте на диске компьютера. Он видел это на лице Мерримана, когда они ехали в лифте в конце его смены. Таблетки забирали лишь худшую часть боли, которую словами было не выразить. Но ее место занимали более мелкие раны. И эти внезапные приливы тоски должны были где-то иметь источник.
Пока его мысли бродили где-то далеко, последние несколько карт легли на место. На этот раз компьютер перетасовал колоду на выигрыш, и Трою выпала честь в этом убедиться. На экране появилось сообщение большими буквами: «ХОРОШАЯ РАБОТА!» Трой испытал странное удовлетворение, когда ему поведала об этом примитивная игра — в смысле, что он проделал хорошую работу. И ощущение завершенности, потому что сегодня что-то сделал.
Он оставил сообщение мигать на экране и обвел взглядом офис, высматривая себе другое занятие. Предстояло сделать поправки к «Правилам», написать сообщения руководителям других бункеров и при этом проследить, чтобы язык в этих сообщениях соответствовал непрерывно меняющимся стандартам.
Он и сам ошибался, часто называя их «башнями» вместо «бункеров». Тем, кто жил во времена Наследия, переключиться было трудно. Старый словарь и связанный с ним образ мира упорно не желали забываться, несмотря на таблетки. Трой завидовал мужчинам и женщинам в других бункерах, тем, кто рождался и умирал в собственных мирках, влюблялся и остывал, мог хранить свои страдания в памяти, испытывать их, учиться на них, меняться из-за них. Он завидовал этим людям даже больше, чем женщинам в своем бункере, пребывающим в спасательных шлюпках долгого сна…
В открытую дверь его офиса постучали. Трой повернул голову и увидел стоящего в дверях Рэндолла — тот работал в офисе психологов, через коридор напротив. Трой махнул ему, приглашая войти, и свернул игру на экране, а затем передвинул на столе книгу «Правил», пытаясь принять деловой вид.
— Принес отчет о настроениях, который вы хотели. — Рэндолл помахал папкой.
— А, хорошо.
Трой взял папку. Вечно они ходят с папками. Это напомнило ему о двух группах, построивших этот комплекс: политиках и врачах. Обе так и застряли в предыдущей эре, эпохе бумажных документов. А может, причина в том, что ни одна из этих групп не доверяла любой информации, которую нельзя порвать или сжечь?
— Руководитель шестого бункера выбрал себе нового заместителя. Он хочет назначить дату разговора с вами, чтобы сделать введение в должность официальным.
— Хорошо.
Трой пролистал папку и увидел отпечатанные расшифровки разговоров по каждому бункеру из комнаты связи. Он уже с содроганием думал о еще одной церемонии введения в должность. Никакая работа из тех, что ему приходилось проделывать прежде, не пугала его так.
— И еще: отчет по населению тридцать второго бункера немного тревожный. — Рэндолл обошел стол Троя и лизнул палец, прежде чем сортировать отчеты. Трой взглянул на монитор, желая убедиться, что свернул игру. — Они подбираются к максимуму, и быстро. Док Хэйнс полагает, что причиной может оказаться бракованная партия имплантатов для контроля рождаемости. А Биггерс, руководитель тридцать второго… Вот, нашел. |