Я рассказываю маме весь свой день.

Мама прожарена солнцем пришкольного участка. Нос и щёки шелушатся от загара. И руки — коричневые. Лицо припорошено пылью — мама не успела принять душ.

— И что ты ответила Леониде? — спрашивает наконец мама.

— Я ненавижу лесбийскую любовь. Я не хочу жить в глухомани. Я хочу жить с тобой в этом Городе и когда-нибудь выйти замуж нормально, за мужчину, и родить ребёнка.

— Ну, и что ты тогда так расстроилась? Выброси из головы и думай о чём-нибудь приятном.

— Как я могу думать о чём-нибудь приятном, если никак не получается добраться до книжек, я провалю экзамены. При Инне заниматься невозможно, она требует постоянного внимания, как Зина.

— Судя по твоим словам, квартира уже есть, и Инна скоро переедет.

— Как же есть? А где взять деньги на лишние метры? Пусть Яков предложил рассрочку, где возьмём лишние двести каждый месяц?

— Я отдам всё, что у меня есть!

— Нет, мама, пожалуйста. Ты не знаешь своего будущего. Сегодня астма уснула, а что будет завтра? Сколько может уйти на докторов? Сможешь ты всегда работать? Ради Бога, нет! Инна — прорва. Сама подумай. Деньги никогда к тебе не вернутся. А потом, если ты думаешь, что с переездом мы освободимся от Инны… наоборот, нам станет ещё тяжелее, когда будем жить в разных квартирах.

— Ты, как всегда, права. Откуда ты такая выросла рациональная?

— Математика меня вскормила.

— Мне кажется, ты — голодная, пойдём поедим, а потом я уведу Инну с Тусей из дома. И вообще перестань думать о её проблемах, думай только об экзаменах. И о Леониде забудь. Зачем тебе это? Да и она прекрасно справится без тебя.

В эхе маминых слов вспоминаю о звонке Ангелины Сысоевны.

Но что-то удерживает меня, и я не говорю маме о том, что Ангелина Сысоевна звонила.

Глава девятая

Вероника впала в нашу жизнь — снопом света.

Слово «карма» в её тёплом голосе не пугает, хотя и означает — «возмездие». Карму человек может растопить сам. Так просто — распластай себя, пришпиль к полу в неподвижность и рассмотри себя, в себе открой причины своих бед и — бегства из Прошлого. Опусти руки в тёплый пепел Прошлого и развей его по воде.

Вероника говорит и вдруг замолчит и смотрит в пространство. Что видит? Почему улыбается и плачет одновременно? Вот она сидит с нами за ужином, словно птица на ветке, и я никак не могу удержать её тут, мне кажется, она сейчас исчезнет в своей никому не ведомой стране. Она не произносит слова «дух», она вообще громких слов не произносит, и нет многозначительности в её голосе, одно удивление, когда она говорит о карме или реинкарнации.

«Что с тобой? — хочу я спросить её порой. — Почему ты печалишься? Потому что знаешь то, чего не знаем мы и что очень грустно? Тебе открыто то, что закрыто всем остальным?»

«Не печалься, — хочу сказать ей. — Ещё минута, и я тоже пойму то, что знаешь ты».

Вероника говорит о том, как часто она видит себя сверху.

Тайна рассыпана пылью и духотой исходящего июньского дня.

— Что вы так побледнели? — Вероника встаёт и опускает ладони в пену маминых волос. — Я вас обидела? Я сказала что-нибудь не то?

Мама осторожно отводит Вероникины руки, встаёт, начинает делать бесконечные кухонные дела.

Вечер за вечером… Вероника рассказывает о Рерихе, о Блаватской, о Клизовском, иногда цитирует их:

«Абсолют есть Отец и Мать одновременно»,

«Мы можем расширить нашу жизнь до сотрудничества с космической жизнью, обладая столь высоким и светлым Учением, как Учение Христа, или сузить её до удовлетворения потребностей своей низшей природы»,

«Истинный смысл жизни может заключаться лишь в том, что само по себе вечно и никогда не погибает»,

«Только один путь — путь духовного совершенствования»…

«Творящему добро — воздаяние, творящему зло — наказание».