Изменить размер шрифта - +
Купите билет, пожалуйста…

— Кто обидел тебя? Отец? Мама? Что случилось? Ни от кого не могу добиться ответа. Опять случилось что-то страшное? Что?

Сажусь в кровати, оглядываю комнату. Она — голубая: обои, простыни, даже плинтуса. Светло-голубая, как небо в ясный день. А шторы, а скатерть на круглом столе, а плед на кровати, а абажур, — оранжевые. Ангелина Сысоевна тоже не любит дождь. Она тоже хочет сбежать из нашего Посёлка к солнцу.

— Конечно, если тебе так нужно, конечно, я куплю билет. Но подумай о маме. Она и без того несчастна, ты просто убьёшь её.

— У мамы отец. Я мешаю им. Отец любит маму и не обидит её.

— Ты из-за этого хочешь уйти? Неправда. Мама не была бы так растеряна и так испугана, если бы речь шла об отце. Мама говорила мне, она не любит отца, это просто долг. Я знаю, что значит долг. Это значит — пустое сердце. Оно должно быть заполнено. У мамы — тобой, я знаю. Она не наглядится на тебя, не надышится. Думаешь, она ради отца старается вкусно готовить… вообще жить? Ради тебя. Ты убьёшь её.

— Её семья — отец. Я не могу всегда быть рядом с ней. Мне нужна моя жизнь.

— Для этого прежде всего ты должна окончить школу. Тебе остался один месяц, а там экзамены, и всё.

— Зачем? Мне не нужно заканчивать школу…

— Вот-вот, я чувствую. — Ангелина Сысоевна садится ко мне на тахту, смотрит на меня испуганными, голубыми, под цвет комнаты, глазами. — Дело не в том, чтобы начать свою жизнь, ты не хочешь жить, ты хочешь погибнуть. Скажи мне, доченька, что с тобой, и я сделаю всё, что только нужно, для твоего спасения.

— Разве вы сберегли моего ребёнка? Вы так хотели его! Вы не смогли.

— Ты не пришла ко мне.

— Об этом я и говорю. Я — отдельно. Сама по себе. Вы не всемогущи. Вы не можете охранить меня от беды. Никто никому не может помочь. И я вам не могу помочь.

— Можешь. Ты изменила мою жизнь. Я угадывала желания сына и мужа, сама не жила. Я буду хорошим врачом. Это всё ты. И сын стал другим… благодаря тебе. И наши с ним отношения изменились. — Ангелина Сысоевна чувствует меня, она изнемогает от страха. — Люди могут помочь друг другу.

— Помогите мне уехать.

Ангелина Сысоевна встаёт. Руки её дрожат, когда она пытается застегнуть кофту, и падают беспомощные — так и не застегнули!

— Пожалуйста, дайте мне лист бумаги и ручку.

Я знаю, Ангелина Сысоевна прочтёт письмо, и мне нужно изощриться так, чтобы она ничего не поняла.

«Мама, я очень люблю тебя. Но мне нужна моя жизнь. Каждому нужна своя жизнь. Я не умру. Из-за тебя. У меня есть профессия. Может быть, я кончу школу и поступлю на вечернее отделение. Одна просьба к тебе: послушай своё сердце и не погуби свою жизнь. Чувство долга — плохое чувство. Открывай окно на ночь, даже если отец будет против».

Несколько строк я писала весь тот час, что Ангелина Сысоевна ходила за билетами.

Она возвращается и развивает бурную деятельность: жарит цыплёнка, печёт оладьи, варит яйца и картошку, словно я буду ехать в поезде не сутки, а всю свою жизнь.

Руки до локтя — голые, снуют отдельно от неё. Она безостановочно говорит:

— Мама придёт в три. Может быть, дождёшься здесь и поговоришь с ней? Витька поедет поступать. Может быть, в тот же город. Если бы ты полюбила Витьку… он совсем не такой, какого ты знаешь. Ошибаются все… Он — однолюб. Мой дед любил бабку. Она умерла, когда деду было тридцать шесть лет. Один растил нас с братом, на всю жизнь остался холост. Я как-то зашла к нему… он смотрит на фотографию бабки и говорит: «Ты жди меня спокойно. Я и здесь всегда с тобой.

Быстрый переход