Мы встали вместе с ним, выстроились в ряд и стали медленно продвигаться вперед, кидая камни в сгруппировавшихся врагов с такой скоростью, с какой могли двигаться наши руки.
Это была заурядная стычка. У них не было Давида, который мог бы противостоять нашему Голиафу, поэтому они кинули всего лишь несколько камней, не попавших в цель, и в панике бросились назад, карабкаясь по склону к железнодорожным путям. Многие из них пострадали от наших ударов.
«Вы — пленники», — заорал Фрэнки, но им удалось вывернуться в последний момент и удрать. Несколько минут камни свистели между полем и железнодорожной насыпью, и мы не могли продвинуться вперед и окружить их. Затем враги издали ликующие крики с железнодорожных путей, потому что у них под ногами было много хороших камней, а у нас — только густая трава, в которой невозможно было ничего найти, а наши карманы были уже пусты. Если бы они вернулись и снова попытались атаковать нас, мы бы отступили на полмили назад, чтобы найти подходящие камни у моста.
Фрэнки сразу понял это. В подобную ситуацию мы попадали и прежде. Теперь уже многие из нас пострадали от камней. Некоторые попадали. У кого-то был подбит глаз. У меня голова была в крови, но я не обращал тогда на это внимания, потому что тогда я больше боялся крепких отцовских кулаков, чем крови и небольшой боли. («Ты что, снова связался с этим Фрэнки Буллером? — Удар. — Ты забыл, что я тебе говорил? Никогда больше с ним не играть, так? — Удар. — А ты поступил наоборот, да? — Удар. — Ты будешь дружить с этим кретином Фрэнки, пока не станешь таким придурком, как и он?» — Удар, еще удар…)
Наши ряды дрогнули. В моих карманах почти не осталось камней, а рука болела от того, что я их кидал.
«Ну как, будем заряжать?» — спросил Фрэнки.
На его слова существовал только один ответ. Мы были вместе с ним, всегда готовые броситься в бой, когда он приказывал. Быть может, он заставлял нас оказываться в этих опасных ситуациях, когда уже нельзя было повернуть назад, только для того, чтобы испытать прекрасное ощущение славной победы или достойного поражения.
«Да!» — кричали мы в один голос.
«Тогда начинай», — выкрикивал он так громко, как только мог.
«ЗАРЯЖАЙ!»
Своими большими шагами он пробежал сотню ярдов всего за несколько секунд, и вот он уже перелазит через изгородь. Парни из Содома забрасывали его камнями, которые со звоном ударялись и отскакивали от его каски. У нас не было импровизированного копья и каски, сделанной из крышки мусорного бака, поэтому мы продвигались вперед медленнее, стараясь прицеливаться как можно лучше в наших врагов, которые находились вверху, на железнодорожной насыпи, чтобы не тратить понапрасну последние камни.
Когда мы перелезли через ограду справа и слева, Фрэнки уже наполовину забрался на склон горы, и был всего лишь в нескольких ярдах от противников. Он бежал изо всех сил, чтобы поскорее окружить их, и размахивал теперь уже перед их лицами своим грозным стальным копьем. Мы подкрались незаметно к ним с обеих сторон, а потом внезапно бросились на них с обоих флангов, добежав до железнодорожных путей на одном дыхании, чтобы пополнить запас «снарядов», пока Фрэнки мордовал их спереди. Они дрогнули и кинулись бежать вниз по другой стороне склона, а затем — по улицам Содома, прячась в своих домах из красного кирпича, двери которых были уже ободраны и поцарапаны. Ходили слухи, что в ванных комнатах жители Содома хранят уголь (мы в глубине душе завидовали им, потому что держать ведро угля рядом с кухней очень удобно) и развешивали рыболовные сети в саду перед домом.
Женщины с нашей улицы ругали Фрэнки последними словами за то, что он подстрекал их детей ввязываться в драки, после которых они возвращались домой с синяками и ссадинами, в порванной одежде, а то и с разбитой головой. |