Торвальд присел рядом, не снимая руки с плеча Шэнна. Лицо офицера оказалось совсем рядом, и его заострившиеся черты почему‑то напомнили Шэнну череп, который все еще стоял перед его глазами, на фоне клубов тумана.

– Шторм прошел.

Шэнн сел, поежился, обхватив себя руками. Его драная форма до нитки промокла. Шэнну показалось, что он уже никогда в жизни не согреется. А когда он, стуча зубами, подошел к ямке, в которой они разводили свой крошечный костер прошлой ночью, то сообразил – росомахи исчезли.

– Тэгги? – собственный голос показался юноше хриплым и шершавым, словно влажный воздух подействовал и на голосовые связки.

– Охотятся, – ответ Торвальда был краток. Он собрал охапку хвороста, служившего им подстилкой и благодаря этому оставшегося сухим. Шэнн тоже ухватил немного хвороста и положил его в ямку для костра.

Когда огонь, наконец, разгорелся, они разделись и развесили вокруг костра свою мокрую одежду. Влажный воздух был еще холодным, поэтому они постоянно двигались, чтобы согреться. Туман поднимался с земли, непотревоженный солнечными лучами.

– Тебе снилось? – неожиданно спросил Торвальд.

– Да, – Шэнн не стал вдаваться в подробности. Пускай этот сон был тревожным, но чувство, что этот сон нельзя рассказать, нельзя поделиться с другим, было очень сильньм, почти приказом.

– Мне тоже, – неуверенно ответил Торвальд. – Ты видел свою гору‑череп?

– Я как раз взбирался на нее, когда ты разбудил меня, – неожиданно, сам того не желая, ответил Шэнн.

– А я как раз собрался пройти сквозь свою зеленую завесу, когда Тэгги заворочался и разбудил меня. Твой череп точно существует?

– Да.

– И я тоже уверен – пещера, заполненная пеленой, существует где‑то в этом мире. Но почему? – Торвальд выпрямился, огонь ярко осветил его загорелые руки, загорелое лицо и шею и бледное худое тело. – Почему нам снятся именно эти сны?

Шэнн попробовал, высохла ли рубашка. Он не находил никаких зацепок, чтобы истолковать эти сны. Но юноша был уверен – когда‑нибудь он найдет этот череп, он вскарабкается к провалу носа и спустится вниз, туда, где гнездятся те крылатые твари. Не потому, что он хочет туда спуститься, а потому, что он должен.

Шэнн обхватил себя руками, и боль в ребрах напомнила ему о сокрушающей силе силового луча Трогов. Он был худым, но под кожей перекатывались гибкие мускулы, а сама кожа была темнее, чем у Торвальда, и на открытых частях тела загорела сильнее. Он уже месяц не стригся, и его волосы стали завиваться жесткими черными кольцами. Шэнн всегда был или самым маленьким, или самым слабым. И на Свалках, и на службе в Разведке, и в этой экспедиции. Поэтому он не знал тщеславия. Но у него имелась своя гордость, рожденная в упрямой и долгой борьбе с разочарованиями, неудачами, против неравных сил.

– Почему они нам снятся? – повторил он вопрос Торвальда. – Не могу знать, сэр! – это был уставный ответ рядовых Разведки. К его удивлению, Торвальд вдруг рассмеялся, и в его смехе проскользнули нотки удивления.

– Откуда ты, Лэнти? – это прозвучало так, словно ему действительно было интересно.

– Свалки Тайр.

– Кальдонские шахты, – офицер машинально связал планету с тем товаром, который она поставляла. – А как ты попал в Разведку?

Шэнн натянул рубашку.

– По контракту, как обслуживающий работник, – ответил он с еле заметным вызовом. Сам Торвальд наверняка попал в Разведку как положено: как кадет, потом член экспедиции, потом офицер, без труда поднимаясь по гладкой служебной лестнице, где для него все было приготовлено – только протяни руку.