И он почти догнал раковину, его рука уже коснулась шеста балансира. Пальцы Шэнна сжимались вокруг скользкого дерева, когда он поднял глаза на Торвальда и разжал руку как раз вовремя, чтобы спасти свою жизнь.

Он отпрянул, неловко нырнул, вода накрыла его с головой, но перед глазами Шэнна все еще стояла эта картина, совершенно невероятная, настолько невероятная, что он просто остолбенел.

Торвальд наконец‑то прекратил грести – весло понадобилось ему для других целей. Если бы Шэнн не отпустил руку и не ушел под воду, этот грубо обструганный кусок дерева раскроил бы ему череп. Он отчетливо видел весло, занесенное обеими руками, и лицо Торвальда, искаженное гримасой гнева, и потому казавшееся каким‑то нечеловеческим, почти Трожьим.

Шэнн вынырнул, отплевываясь и тяжело дыша. Весло снова мерно загребало воду, и каноэ двигалось дальше, а его пассажир не обращал внимания на того, кто остался за спиной, как будто он избавился от плывущего вслед за ним. Плыть дальше значило напрашиваться на еще одну атаку, и во второй раз Шэнну могло и не повезти. Он был слишком плохим пловцом, чтобы попытаться опрокинуть каноэ, а у Торвальда, наоборот, достанет опыта, чтобы расправиться с таким противником.

Шэнн устало попльи обратно к берегу, где его ждали росомахи. Он никак не мог понять, почему Торвальд напал на него. Что с ним случилось? Какие мотивы подтолкнули офицера, чтобы бросить Шэнна и животных на этом острове? На острове, который Торвальд назвал начальной точкой поиска аборигенов Колдуна? Или вся эта сказка была выдумана свихнувшимся офицером для какой‑то тайной цели? Против этого говорил только резной диск, да и то – о том, что его нашли здесь, сообщил все тот же Торвальд.

Юноша на четвереньках выполз из воды и растянулся на берегу, хватая воздух ртом. Тэгги принялся лизать ему лицо, тихо, испуганно повизгивая. Над их головами кружились и кричали кожеголовые птицы, испуганные и рассерженные вторжением в их гнездовье. Землянин закашлялся, выплюнул воду и сел.

Лагуна была пустой. Торвальд, наверное, уже обогнул южную оконечность острова, и сейчас уже у самого выхода. Может быть, он уже выгреб за рифы. Не останавливаясь, чтобы подобрать одежду, Шэнн пополз наверх.

Он влез на гребень и только там встал на ноги. Солнце слепило глаза, отражаясь от волн. Приложив к глазам руку, Шэнн еще раз увидел каноэ, уже за рифом, направляющееся вдоль гряды островов, а вовсе не к берегу, как он думал. Стало быть, Торвальд все еще ищет. Но что? Что‑то реальное, или то, что существует только в его помутившихся мозгах?

Шэнн уселся. Он проголодался, а этот заплыв через лагуну отнял все силы. Он оказался, как в тюрьме – на островке в два раза меньше, чем долина, в которой стояла их база. И насколько юноша знал, единственным источником воды здесь служила та лужица вонючей дождевой воды, которая в такую жарищу быстро высохнет. А между ним и берегом лежало море, море, в котором обитают такие чудища, как тот вилохвост, которого выбросило на берег.

Торвальд держал курс не на следующий островок в цепи, маленькую голую скалу, а на тот, что лежал следом. Он явно торопился. Только вот куда… и зачем?

Шэнн встал и снова спустился на берег. Теперь он знал, что офицер не вернется, а он – он опять остался один, и только от него зависит, выживет ли он, и вырвется ли с этого островка.

ЛОВУШКА ДЛЯ ЛОВЦА

Шэнн поднял кусочек белого, мягкого, как мел, камня, и провел на красном валуне еще одну палочку. Итого три палочки, три дня, как Торвальд бросил его. И с того утра берег материка не приблизился ни на шаг! Он сидел рядом с камнем, хотя знал, что надо лезть на скалы, искать «птичьи» гнезда.