Джаг ступил на берег.

Над зданиями у гавани внезапно взвились птицы – сотни, затем тысячи – вознеся хор пронзительных воплей; почва под ногами Странника зашевелилась с тяжким, стонущим звуком. Что-то большое обвалилось за каналом Квилласа, послышались далекие крики. Странник вышел из тени склада и увидел возносящееся в небо облако пыли. Вокруг него кружились испуганные голуби, грачи, чайки и скворцы. Завопили коты.

Подземные точки прекратились. Нависла тяжкая тишина.

Клыкастый рот Икария приоткрылся в слабейшей из улыбок, как будто он радовался приветствию земли; с такого отдаления Странник не смог разобрать, была ли улыбка ребяческой (как ему казалось), иронической или же горькой. Он подавил побуждение пройти ближе, чтобы найти ответ на этот вопрос; он напомнил себе, что внимание Икария ему не нужно. Не сегодня, ни впоследствии.

«Томад Сенгар, то, что вскоре предстоит твоему сыну…

Неудивительно, что грядущее казалось темным, погруженным в мальстрим хаоса. Они привезли Икария… в средоточие моей силы…»

Было ясно, что среди летерийской делегации и толпы зевак никто не увидел особой связи между первым шагом Икария по твердой земле и пронесшимся по Летерасу малым землетрясением. А ведь содрогания почвы почти несвойственны этому региону!

Ужас продолжал царить среди птиц, зверье завывало и ревело на все манеры – а вот жители города, насколько мог видеть Странник, уже успокаивались. Смертные глупцы так спешат забыть о тревоге.

Вода в реке постепенно обретала прежний вид, чайки садились на волны; все большее число кораблей направлялось к гавани. Но где-то в глубине города обрушилось здание – наверное, дом почтенного возраста с подточенными водой фундаментами, прогнившими сваями, выкрошившимся строительным раствором.

Там могут быть человеческие жертвы – первые, но явно не последние жертвы Икария.

А он улыбается.

Выбранившись, Таралек Виид поглядел на Яни Товис. – Неспокойные земли. Бёрн тут плохо спится.

Атрипреда пожала плечами, пряча тревогу. – На севере отсюда, вдоль Косых гор, земля трясется часто. То же самое можно сказать о северной стороне гор на далеком юге, у Моря Драконов.

В темноте капюшона она различила блеск зубов. – Но не в Летерасе, верно?

– Никогда о подобном не слышала. Но это ни о чем не говорит. Этот город не мой дом. Я рождена не здесь. И росла не здесь.

таралек подошел ближе, отворотив лицо от Икария (тот слушал дворцовых стражей, дававших ему указания о надлежащем поведении). – Глупая, – зашипел он. – Плоть Бёрн отпрянула, Полутьма. Отпрянула – от него.

Женщина фыркнула.

Гралиец склонил голову набок. Она ощутила его негодование. – И что теперь? – спросил он.

– Теперь? Ничего особенного. Существуют надежные резиденции для тебя и твоего чемпиона. Когда Император назначит день сражения? Это решать ему. Иногда он нетерпелив и схватка происходит тут же. В другой раз он может ждать неделями. Я скажу тебе, что именно будет начато прямо сейчас.

– Что же?

– Сооружение погребальной урны для Икария. На кладбище, где покоятся все чемпионы, с которыми встретился Рулад.

– Даже это место не выживет, – пробормотал Виид.

Гралиец оглянулся на Икария. Он ощущал боль в желудке. Не хотелось и думать о грядущих разрушениях. Один раз он уже видел… «Бёрн, даже в вечном сне ты чуешь саднящую рану, которая есть Икарий – но никто из этих людей не понимает, не готов. Их руки не запачканы землей, связь потеряна – но смотри, они зовут дикарем меня».

– Икарий, друг мой…

– Ты не ощущаешь, Таралек Виид? – В нелюдских глазах блеснуло предвкушение.