— Что ирландцы?

— Я говорил с Вейссом, уверил его в нашем полном нейтралитете. Педди готовы к войне. Майлс и Клондайк О'Доннелы объединились с Вейссом и Мораном, к ним присоединились Джо Салтис и Фрэнк Макэрлайн. Резня вот-вот начнется.

— Хорошо… — я ненадолго задумался. — Реши вопрос с Капоне о моей личной встрече с ним. А после него с Вейссом. И еще… обновите запас продуктов, оружия и боеприпасов на конспиративных квартирах. Не исключено, что грызня макаронников с педди затронет и нас. Все должны быть готовы испариться. И тормози пока отправки новых партий черного товара. Только официальная продукция. Все что еще не выкуплено — пусть выкупают немедленно. Склады и автопарк — под полицейскую охрану. Решай пока по низам, с Коллинзом и Девером я сам поговорю.

Уильям Эмметт Девер — занимал пост мэра Чикаго с 1923 по 1927 год. Прославился бескомпромиссной борьбой с бутлегерами, благодаря ему Чикаго получил название самый «сухой» город Америки, а его самого стали называть «Достойный» Девер.

Уайт молча кивнул.

— Что с олдерменами сорок первого и сорок второго округов? Взяли?

— Взяли…

олдермен — руководитель округа.

Мы обсудили дела, после чего Морган ушел, а в кабинет робко протиснулся невысокий полненький чернокожий в очках с роговой оправой и толстенными стеклами. И тоже в нарукавниках. Только вот в отличие от Уайта, Горацио Роббинс, как раз и есть настоящий бухгалтер. Горацио — сын Ромео Роббинса, дворецкого Пруденс и такой же зануда как его отец. Правда при этом он просто выдающийся бухгалтер. Причем с феноменальной памятью. Тоже товарищ детства. Ох и натерпелся он от меня в свое время. Но сейчас все наоборот, если Уайт Морган моя правая рука — то Горацио — левая. Правда «Пух», так я его называю, до сих пор меня побаивается. Впрочем, меня все побаиваются, так что все в порядке.

— Разрешите мистер Вайт, — Горацио поправил очки. — Готов декадный отчет…

— Садись…

— Мистер Вайт…

— Садись, сказал!!! — прикрикнул я и чернокожий рухнул в кресло, словно у него отказали ноги.

Я встал, плеснул виски в бокал, сунул ему в руки, после чего взялся за отчет и изучал его с четверть часа, все это время Горацио мусолил бокал, но так до конца его и не опустошил. Зануда, говорю, же.

Закончив, я показал бумагами на камин.

Горацио поспешно кивнул.

Еще через пару секунд документы превратились в пепел. Эти бумажки для одноразового употребления, вся отчетность уже в башке у моего бухгалтера и в специальном зашифрованном гроссбухе.

— Налоговые отчетности?

— Готовы! — быстро ответил Горацио. — Все выплаты проведены.

— Тогда свободен…

— Мистер Вайт… — чернокожий потупился. — Я хотел бы… хотел…

— Не мни сиськи… — буркнул я на русском.

— Я хотел отпросится домой на пару недель… — наконец, выпалил Горацио. — Мама совсем плохая.

— Домой? — я задумался. — Езжай. Но две недели — никак. Десять дней от силы. Заодно примешь отчетность по Монтане. И если проболтаешься мамочкам…

Горацио мертвенно побледнел и медленно перекрестился.

— Верю, свободен.