Непонятно, откуда шло это ощущение, но от него невозможно было избавиться, как будто по тебе ползали не самые приятные насекомые, как будто тебе в ноздри забивалась земля, как будто из веку тебя пробивались корешки, бледные, немощные, как будто во рту у тебя стоял привкус болотной воды.
Женьку я уволила через неделю после секретарши и постаралась забыть о нем. И о снимках, которые он сделал. И – забыла. Влада не любит камера, пусть так. Но его люблю я – и этого достаточно. За три года жизни вместе он ни разу не заставил меня пожалеть ни о чем, за три года меня обдували самые разные ветра, и все они были прекрасны, и царапина на запястье так и оставалась царапиной, и леденец у меня во рту не таял, и музыкальная шкатулка играла, играла, играла… И мы все еще оставались любовниками, мы так и не выбрались из первой фазы отношений, когда желание застает тебя в самых неподходящих местах, и ты совершенно не в силах ему сопротивляться. Чилл-ауты в клубах, заднее сиденье машины, лифты, последние ряды в кинотеатрах, тамбуры в поездах, туалеты в самолетах – мы перепробовали все, были и совершенно экзотические места типа музейного зала мастеров раннего Северного Возрождения, и совсем уж экзотические ситуации, когда мы с Владом однажды прервали переговоры, отправились в комнату для совещаний и сделали это там.
Три долгих года я была счастлива.
И вот теперь все рухнуло.
Из-за двадцатилетней твари, которая увела моего Влада. Последнюю неделю я развлекаю себя тем, что придумываю ей все новые и новые эпитеты: мерзавка, липучка, дрянь, дешевка, девочка на шекель, пионовый фонарь, дурная кровь, глубокая глотка, давай-сделаем-это-по-быстрому-сучка, рикша из Шанхая, графиня из Гонконга, сирена Миссисипи, новобрачная была в черном, бей первым, Фредди, прощай, моя наложница; имеются в наличии и другие эпитеты – непечатные.
Фильм недели: «Господи, что я сделала, чтобы заслужить это?» (арт-хаус).
Композиция недели: «You don't know how much you can suffer» (кул джаз).
Книга недели: «Замки гнева» (постмодернистская срань).
Сок из свежевыжатых апельсинов, зубные щетки, дверные ручки, тостер, ершик для унитаза, шесть из семи латиноамериканских скульптур, кофейные зерна, эпилятор, беговая дорожка, антицеллюлитный массажер – все в доме пропитано чертовым «Ангелом» Тьерри Мюглера. Я готова поклясться, что и сперма Влада пахнет «Ангелом», и это он, Влад, принес запах в дом. Протащил, протиснул, приволок, утвердил, водрузил, в жизни моей мне не было так плохо.
Меня тошнит от этого запаха, прущего изо всех щелей.
И ничто не может его перешибить.
Сюрреализм ситуации заключается в том, что несколько лет назад, еще до появления Влада, точно такого же «Ангела» я подарила Шамариной на День взятия Бастилии, я хорошо помню светло-голубой флакон в форме звезды (так изображают звезды дети и слепые) – с двумя вытянутыми лучами. Шамарина посчитала запах слишком претенциозным для своего пятьдесят шестого размера и отдала духи сыну Ваське, с условием, что он подарит их своей подруге Дашке, которая нравилась Шамариной. Васька же сбагрил духи второй своей подруге, Симке, которую Шамарина на дух не выносила.
На этом следы «Ангела» затерялись во времени, и я и представить себе не могла, что когда-нибудь он снова всплывет.
Посещение парфюмерного, куда я, проклиная себя, зашла, чтобы еще раз увидеть врага в лицо, облегчения не принесло. Ангелы (все в тех же флаконах) стояли на полке между «Magie noire» и чем-то совсем уж цветочно-бессмысленным, кажется – «Diorissimo». Они стояли на полке, падшие, с вероломно сложенными крыльями, и имя им было – легион.
Двоих из легиона я приобрела, чтобы тут же размозжить им головы у стены соседнего дома: стеклянные осколки брызнули во все стороны, и мне на секунду стало легче. |