Вместо ответа крендель присел и встал, но уже вместе с «Химерой». Байк он держал легко, без напряжения, как жених невесту, лишь самую малость приняв вес мотоцикла на грудь. Сухая масса, вспомнил Полифем, полтора центнера, снаряженная – в районе двух. Плащ безнадежно испачкался в масле и грязи, размытой струями дождя, но вряд ли это, судя по лицу, тревожило красавчика. Ярость вытекла из Полифема, и бешенство вытекло, и еще кое-что, кажется, вытекло, но Полифему было не до стыда, и уж точно не до угрызений совести. Медленно, сантиметр за сантиметром, крендель поднимал «Химеру» все выше. Дыхание его оставалось ровным, как у спящего младенца, щеки – бледными, и когда локти кренделя, считай, выпрямились – полуприсед, толчок, и байк отправился в полет, решив, что родился аэропланом.

Летела «Химера» недолго.

Полифем едва успел отскочить назад. Грохнулся байк с дребезгом и лязгом, глушитель отлетел прочь, спугнув кошку, еще недавно – бесстрашную к насилию, гоготу и телячьим воплям; отломилась подножка, отвратительно погнулось переднее крыло, а с ним за компанию и кронштейн крепления руля. «Химера», любимица «Химера», хищница и стерва, бесстыже валялась перед всем табуном грудой дохлятины, и Полифем внезапно засомневался, что кренделя удастся ободрать до нитки, втоптать в лужу пижонский плащик с туфельками и шляпой, а насчет швырять кренделя из седла в седло на полном ходу – и вовсе под вопросом, и вообще покатушки голяком – не такая клёвая идея, как казалось раньше.

– Я тебя знаю, – внезапно сказал Эпаминонд.

В хриплом рыке тупаря звучала радость, незамутненная детская радость. Казалось, он встретил родного брата, с которым Эпаминонда разлучили при рождении.

– Ты Тезей, борец. Ты борешься в «Элевсине», у Керкиона.

– Я Тезей, – кивнул крендель.

– Я ставил на тебя против Скирона. Против Перифета. Против Кромионца-Кабана, в прошлую субботу.

– Много выиграл?

– Мало. На тебя ставки низкие.

– Ставил бы на Кабана.

– Против тебя? Я что, дебил?

Крендель молчал.

– Нет, – настаивал Эпаминонд, – нет, ты скажи! Я похож на дебила?

Крендель неопределенно пожал плечами.

– Я твой фанат, парень.

Эпаминонд сиял. Эпаминонд лыбился. Эпаминонд потрясал кулаками:

– Ты чемпион, а я твой фанат. Деньги – пыль, говно. Сколько ни заработал, на выпивку хватит.

Байкер достал фляжку:

– Угостить тебя?

Они разговаривали так, словно Полифема тут не было. Да что Полифема – табуна не было, мать их дери!

– В другой раз.

– Клянешься?

– Выиграешь на мне пять раз подряд, тогда и проставишься.

– Заметано! Ты что пьешь?

– Всё.

Крендель огляделся. Убедившись, что тёлка сбежала, а значит, конфликт исчерпан, он поднял шляпу, отряхнул ее и нацепил на голову. Упрямая прядь волос опять выбилась наружу, упала вниз, разделила лицо на две косые неравные части. Уходил крендель, не оглядываясь: знал, что преследовать не будут, а может, чихать хотел на преследователей.

– Борец, – глупо повторил Полифем.

– Борец, – согласился центровой Хомад. – У Керкиона борется.

– В «Элевсине»…

– Скирона завалил.

– Скирона!

– Перифета завалил. Блин, Перифета-Дубинщика…

– Ага! – Эпаминонд осклабился, демонстрируя фатальную недостачу зубов. – Голыми руками.