|
Она поужинала с ним, но едва могла есть — эмоции лишили ее сил. А потом уснула на кушетке прямо посреди фразы, когда они обсуждали, что лучше: ей найти перекресток и помолиться (храмов у Гекаты не было) или ему пойти прямиком к ней и попросить о помощи. Она проснулась от ощущения, что рядом с ней кто-то возник из ниоткуда — кожа у нее горела, а волосы на затылке почти что встали дыбом. Ариадна раскрыла глаза и села. Она лежала, где уснула, только сверху ее прикрывал большой плед — чтобы не замерзла ночью. Прямо перед ней, освещенная парящим между ними волшебным «светлячком», стояла высокая женщина, а рядом с ней — огромный, с человека, черный пес с белыми глазами.
— Геката!.. — выдохнула Ариадна, тотчас узнав гостью — они мельком встречались на Олимпе. А потом прикусила губу, внезапно пронзенная жалом ревности. Геката могла не любить Диониса — но не было бы ничего удивительного, люби Дионис Гекату. Она была очень красива — ростом почти с него, с молочно-белой кожей, странными серебристо-голубыми глазами и темными волосами, по которым в свете волшебного огонька пробегали красноватые отблески. И ее никак нельзя было назвать «дитя», как Дионис звал Ариадну. Лицом и телом Геката была женщиной в самом цвету, достаточно зрелой, чтобы быть опытной, — и достаточно молодой, чтобы радоваться всей полноте жизни. Должна ли она доверить покой Минотавра этой женщине, которая, без сомнения, получила от Диониса то, чего жаждала Ариадна? — Да, Геката. А это мой черный пес, Кабир. Не в силах смотреть на прекрасное лицо Гекаты, Ариадна взглянула на пса. Белые глаза его были мертвы и ничего не выражали — но чувствовалось в его морде что-то странное, то ли из-за теней на шкуре, то ли из-за блеска кожи, то ли по обеим причинам — а только под собачьей мордой нет-нет, да и проступало лицо человека. Если Минотавр проваливался в зверя, этот зверь восходил к человеку. Что хуже, спросила себя Ариадна, — быть зверем в ловушке человечьего тела или человеком — в ловушке звериного? — Привет тебе, Кабир, — сказала она, протягивая руку. Потом наконец она подняла глаза на Гекату — и не смогла сдержать громкого изумленного вздоха. Перед ней стояла древняя карга со сморщенной, как увядшее яблоко, кожей. Нос у нее был крючком, рот провалился, седые космы свисали, точно мокрые. На ее сгорбленном теле мешком висело то же платье, что перед тем изящно облегало фигуру женщины. И только глаза были прежние — та же серебристая голубизна, пронизанная детским лукавством и ожиданием радости. — Ты разглядела, что скрыто в Кабире, и знаешь, почему я пришла помочь тебе, — с улыбкой сказала старуха. — Дионис не ошибся в тебе, ты именно то, что он говорил. — И она превратилась в громко хохочущую светловолосую девушку на самом пороге женственности. — Вот только приревновала ко мне Диониса ты зря. Он никогда не хотел и не хочет меня. — Меня он тоже не хочет. — Ариадна вздохнула, встала и поклонилась. Черный пес легонько боднул ее. Она опустила на него взгляд. — Не знаю, чья участь хуже — твоя или моего бедного брата. Будь я уверена, что ребенок в нем исчезнет совсем, растворится в звере — он не терзал бы так моего сердца. Но порой он ведет себя так по-человечески!.. Рвется на свободу, ищет друзей, просит рассказывать истории... — Ариадна прикусила губу. Еще чего не хватало — расплакаться сейчас! — Я бы и хотела успокоить тебя, — проговорила Геката, — да мне нечем. Я не знаю, что сделал Посейдон. Мне только кажется, что нельзя навечно срастить звериную голову и человеческое тело. Такие заклятия требуют обновления. Пока Геката говорила, Ариадна подняла глаза — рядом с ней снова была зрелая красавица. Странное дело — но Ариадна совершенно не удивилась и от мыслей о судьбе Минотавра это ее не отвлекло. |
