Как же нам сберечь приношения? Может, боги и не знают забот с хранением; может, им довольно пальцем шевельнуть, чтобы появилось место...
— Я пошлю Зов, и увидим, ответит ли он мне.
Это все, что могла предложить Ариадна, но она сама была потрясена, когда, войдя в маленький дворик, увидела шесть овец, четырех свиней, дюжину гусей, а кроме них — разнообразные корзины, коробки, амфоры и тюки. Она замерла, озираясь, и подумала, что Дионис — ведь он видел только алтарь и храмовый двор, да еще палаты жрицы — мог и не знать, насколько мало святилище. Девушка пробралась между дарами и возмущенными животными и поспешила в свои комнаты.
Здесь она снова замерла на миг — наслаждаясь изяществом и царившим везде покоем. Комнату освещал мягкий свет, льющийся из глубокого окна. Близ него стояли Дионисово кресло, подставка для ног и столик — а на столике тускло мерцала золотая чаша Ариадны. Чуть поодаль поставили мягкий стул — для нее, чтобы сидеть, беседуя с богом, а за ним, в дальнем конце залы — двойную, обитую алой тканью скамью с подлокотниками, покрытыми багряным лаком, по которому шел узор из золотых лилий. Скамью окружали такие же, как она, низкие кресла с золотистыми шелковыми покрывалами, а перед ней стоял невысокий, по колено, столик — зимой его можно будет заменить большой жаровней с углями. Выставленные вдоль стен ларцы с вырезанными на них и раскрашенными зеленым, голубым и аквамариновым цветами морскими сценками теперь привлекали внимание и вызывали интерес, а не умножали беспорядок. Полы были натерты до блеска. Зала дышала безмятежностью и спокойствием.
Ариадна выглянула из раскрытых дверей и велела жрецу:
— Принеси мне ритон лучшего вина.
Она отсалютовала пустому креслу, вспомнила, зардевшись, что ни разу не приветствовала так самого Диониса, потом взяла золотую чашу и подставила ее жрецу — наполнить. Глубоко вздохнув, она заглянула в темную глубину вина и позвала:
— Мой бог Дионис, услышь меня.
Почти тотчас возникло его встревоженное лицо с расширенными, какими-то дикими глазами.
— Кто это? Кто?.. — вопрошал он.
— Это Ариадна, твоя верховная жрица из храма на Гипсовой Горе, что близ Кносса, на Крите.
— У меня нет чаши, — сказал он, — я не вижу тебя. Разве я не говорил, чтобы ты не Призывала меня по пустякам? Что тебе надо?
Говорил Дионис резко, но глаза его теперь были полузакрыты, и выглядел он сонным. Богу нужна чаша? И если так — не может ли он вызывать кого-то к себе? Интересно, где он сейчас, подумала Ариадна — и, к своему удивлению, увидела, как лицо его уменьшается. Вот стали видны плечи, приподнятые над смятыми простынями резной раззолоченной постели... и, рядом с богом — полуприкрытая покрывалом копна длинных светлых волос. Ариадна поспешно отвела глаза — и мысль.
— Господин бог мой, — выдохнула она, — узрив тебя, народ возрадовался твоему возвращению на Крит и принес в святилище великое множество даров. Но святилище у нас маленькое. Мы завалены приношениями верующих, и нам негде хранить дары. Не мог бы ты прийти взглянуть на них, дабы взять то, что придется тебе по нраву, — и дать нам дозволение самим распорядиться тем, что останется?
Он нахмурился, поднял было ладонь, чтобы отказать, но потом тяжело вдохнул.
— Вы там, на Крите, что — ничего не делаете после полудня? — осведомился он. — Ты уже второй раз будишь меня. — И, прежде чем Ариадна успела ответить, добавил: — Хорошо, я приду и взгляну. Но я не вижу тебя. Где ты?
— В покоях верховной жрицы.
— Жди меня у алтаря.
Он поднял руку, и Ариадна поняла, что он прощается.
— Господин мой, — поспешно заговорила она, — у нас здесь сейчас много вкусной еды — и прекрасного вина. |