Без этих трех категорий: условное «быдло», условная «элита» и условные «святые» – никакая секта не может существовать. Вера, религия предполагает более широкий спектр категорий, и мы могли бы об этом поговорить на отдельной лекции, ну, например, когда будем говорить о Гарри Потере, что тоже, в сущности, есть религия, в отличие от пелевинской секты. Именно поэтому книги Пелевина пока еще не достигают поттеровских тиражей. Просто, видимо, потому, что Роулинг обладает какими-то человеческими эмоциями, а Пелевин не обладает, поэтому на секту его хватило, а на религию – нет.

Но важно при этом именно то, что мир Пелевина, мир «баблоса», мир вампиров, как он у него описан, он структурирован ровно так: есть люди, есть халдеи и есть вампиры, которые верят в то, что они – вампиры, которые верят в свою абсолютную исключительность. Я абсолютно убежден, что у «Бэтмана Аполло» появится продолжение, трилогия дорастет тем самым до классической гегелевской триады, и мы получим полное разоблачение самой идеи вампиризма, то есть мы узнаем, что Рама еще вдобавок и не вампир.

Пелевинская секта дает самоудовлетворение дуракам, и Пелевин прекрасно это сознает, он понимает, что главная цель всякого современного человека, в отличие от человека советского, – это поиск высшего смысла, который бы наполнил его жизнь. У советского человека этот смысл был. Пусть он был довольно примитивен, но это был смысл – либо совпадать с системой, либо бороться против нее, либо, как вариант, уходить от нее в сторону, но тоже при этом, разумеется, имея ее в виду. Так или иначе советская власть давала человеку либо смыл, либо антисмысл, она вписывала человека в исторический контекст, кстати, гораздо более широкий, нежели история России с 1917 года: мы все осознавали себя наследниками Просвещения, в каком-то смысле наследниками Джордано Бруно и даже, в самом широком смысле, наследниками Прометея, поскольку мы несли миру огонь. И, как совершенно правильно пишет Денис Драгунский, просвещение, хотим мы того или нет, было главной концепцией советской власти. Борьба с просвещением, которая наступила потом, абсолютно лишила человека смысла. Стало непонятно, зачем он, собственно, живет. И мысль Озириса, которую высказывает он в «Empire V» как раз и состоит в том, что сразу после нашей смерти весь мусор наших представлений сметается и исчезает стремительно.

Я полагаю, что решение Пелевина построить секту – это решение, во-первых, вполне осознанное, а, во-вторых, единственно верное в его ситуации, поскольку его выдающиеся литературные и интеллектуальные способности были совершенно исчерпаны тем, что он сделал до «Поколения…», ну, может быть, включая еще «Числа», дальше нужен был очень серьезный качественный скачок.

Этот скачок мог достигаться либо через радикальное обновление формы, через какую-то гениальную техническую догадку, через появление совершенно нового нарратива, через невероятное эмоциональное богатство, – словом, через какую-то литературную революцию; и был второй вариант – вариант перехода к трактату, вариант перехода из литературы, которая казалась исчерпанной, к поиску новых средств воздействия, внехудожественных. И в этом, на мой взгляд, заключалась главная ошибка.

Дело в том, что для Пелевина очень много значит Гоголь как один из предшественников сатириков и мистиков, и еще больше значит Толстой, потому что Толстой не просто герой «t», конечно, он, может быть, вообще любимый пелевинский автор. В том числе и потому, что толстовское учение с его радикальным отрицанием современности, с его ненавистью к быту – оно близко отчасти к мировоззрению Пелевина. Но в еще большей степени потому, что Толстой, чего уж там говорить, это все-таки самый удачливый российский автор.