У нас к 1962-63 годам принадлежит, например, Валерий Тодоровский, с чьими дебютными картинами «Катафалк» и «Любовь» были связаны самые ослепительные надежды российского кинематографа, потому что это была принципиально новая манера рассказывать историю. Потому что при формальной принадлежности к жанру папиного кино «Любовь» была абсолютно революционна и по способу кинематографического нарратива, такое радостное цитатное повествование, все пронизанное моцартовскими мелодиями, и по масштабу поднимаемых проблем, и по работе с актером – нигде на площадке не было такой атмосферы, какая была у Тодоровского, никто не открывал и делал звезд так успешно, как он. И эти первые две его работы, а потом «Мой сводный брат Франкенштейн», а потом «Любовник» обещали нечто гораздо большее, чем продюсирование. И главная неснятая картина Тодоровского «Подвиг» осталась, может быть, такой же роковой, как главная неснятая картина Хотиненко «Великий поход за освобождение Индии».

Об этом поколении, которое Дуглас Коупленд, еще один человек из 1962 года, точнее, он родился 31 декабря 1961-го, назвал Поколением X, сказано очень мало. Потому что на самом деле оно таинственно. Это люди, которые, родились они в Штатах или в России, все страдают от примерно одинаковой проблемы: они задуманы были для мира великой сложности, а творить им пришлось в мире великой пустоты. Я долго и угрюмо думал о том, что, может быть, всему виной оказался крах Советского Союза. Ведь крах Советского Союза болезненно ударил не только по нам. Он ударил по Америке тоже, потому что в Штатах очень многие жили ориентацией на СССР, много думали об СССР, это была самая модная в Штатах страна. Все-таки «холодная война» очень способствует пиару страны. И уж у Советского Союза был замечательный пиар, если маленькие американцы видели сны о ядерной войне с нами.

Не случайно в замечательном романе Уоллеса «The Broom of the System» – «Чистка системы» или «Метла системы», как хотите, – про одного героя сказано, что у него были выдающиеся жирные брежневские брови. Приятно прочитать это у кумира американских интеллектуалов.

За крахом Советского Союза стояла куда более серьезная вещь и куда более универсальное явление. Мы помним по Блоку, что в мировом океане культуры есть крошечная заводь, вроде Маркизовой Лужи, которая называется политикой. И когда во всем океане происходит буря, то и в политике она происходит тоже.

Так вот крах Советского Союза был, наверное, самым ничтожным из проявлений этой титанической бури последних 15 лет ХХ века. И заключалась она в том, что рухнули все сложнейшие системы (хотя, по большому счету, рухнули они еще в 40-е годы) и наступила великая простота. С чем это было связано? Отчасти это отсроченная реакция на фашизм, когда вдруг оказалось, что европейское просвещение с неизбежностью приводит к фашизации общества, что это прямой путь, пролегающий через террор. Оказалось, что фаустианство, жажда познания, волевое вторжение в историю, наполеонизм – все кончается массовыми смертями.

Всякая пальма, по Гаршину, пробивает свою теплицу, и потому была сделана ставка на травку, вот ту гаршинскую бледную и пухлую травку из сказки «Attalea princeps», которая не растет, теплицу не пробивает, которая комфортно себя чувствует в состоянии ничтожества.