Завершив свой рассказ, Берёзка с улыбкой надкусила пирожок с сушёной земляникой прошлогоднего урожая. Теперь становилось ясно, что чёрный плащ с перьями – дань наследию князя-колдуна, чья сила текла в жилах скромной кудесницы. Но скромной она лишь казалась. Маленькая, хрупкая, с огромными глазами и остреньким лицом, она взмахом одной своей изящной руки могла повергнуть целый город в бушующее пламя, вот только такими делами Берёзка не занималась. Она любила возиться в саду и создавать новые сорта черешни. Громким деяниям и войнам она предпочитала тихую семейную жизнь и по-прежнему оставалась обожаемой супругой навьи Гледлид, но повелительница женщин-кошек знала, что в случае беды она всегда может рассчитывать на помощь этой неприметной с виду, но непревзойдённой по силе кудесницы – преемницы самого князя Ворона.

Незабудка улыбалась, касаясь пальцами тонких веточек. Юные черешневые деревца отзывались на волшбу: словно живые, они покачивались и что-то еле уловимо шептали.

– Одни деревья умирают, но вместо них всегда вырастают другие, – сказала Млада, стоя у дочери за плечом.

В глазах Незабудки отражался солнечный весенний день: две светлых искорки мерцали в сапфировой глубине. Она доверчиво прильнула к груди родительницы.

Поздним вечером у Дарёны начались схватки: тот день, когда она раздразнила Младу своей соблазнительной «ягодкой», не прошёл без последствий. Оставшаяся ночевать Берёзка оказалась в своём колдовском искусстве весьма разносторонней мастерицей: прикосновением рук она снимала боль, и на рассвете Млада услышала в бане мяуканье и писк.

Дарёна покоилась на соломенном ложе с подушками под спиной, усталая, но с тихим светом в затуманенных глазах, а с обеих сторон от неё впервые пробовали голос, расправляя лёгкие, новорождённые двойняшки. Дарёна посмотрела на одну дочку, на вторую, а потом перевела улыбающийся взгляд на Младу.

– Ну, где четверо – там и шестеро... Вдвоём кормить будем. Какую возьмёшь?

Младе хотелось схватить и прижать к себе обеих крошек, но... ладно, пусть будет одна кошка и одна дева.

– Даже не знаю, ладушка, – с мурлычущим смешком ответила она. – Они так похожи...

– Но от материнского молока будет зависеть, у кого из них вырастут коготки и хвост, – улыбнулась Берёзка, сидевшая подле Дарёны.

Млада снова всмотрелась в крошечные личики дочек. Одна малышка вдруг смолкла под её взглядом, а вторая продолжила кричать.

– А вот и наша будущая пушистая озорница, – сказала Берёзка. – Сама сделала выбор.

Она взяла ту из девочек, которая замолчала в ответ на внимательный взгляд родительницы-кошки, и вручила Младе.

– Твердяна, – сказала та, дохнув этим именем в лобик малышки. И спросила, переведя ласковый взгляд на её сестрицу, оставшуюся в объятиях супруги: – А свою как назовёшь?

– Вукмира, – ответила Дарёна с особенным, торжественно-светлым выражением в глазах.

Отзвук имён эхом птичьего крика взлетел к рассветному небу. Солнце, поднимаясь над землёй, озаряло четыре скалы, застывшие над Калиновым Мостом – четыре нерушимых столпа, на которых покоился мирный небосвод.Человеческое сердцеПронизанный солнечными лучами лес перезванивался птичьими голосами. С каждым шелестящим вздохом ветра перекатывались они, точно самоцветы, падали хрустально-звонкими каплями то здесь, то там: то близко, то в таинственной глубине чащи. Мягкие кожаные чуни Невзоры ступали по-звериному бесшумно, чуткое охотничье ухо улавливало все звуки; она читала лес, как открытую книгу, по мельчайшим приметам узнавая, что, где и когда случилось. Вот царапины на стволе: это медведь когти точил.