– Говорить правду вовсе не значит бить ниже пояса. Другое дело, что тебе тяжело эту правду слышать.

Макс выдохнул сквозь сжатые зубы и подошел к дивану.

– Я и без тебя знаю, кто я и что собой представляю.

Кейт уселась в кресло, чтобы не сидеть рядом с Максом на диване.

– Тогда, думаю, мы легко договоримся. У нас есть дочь. Ты больше не пьешь. Так что я могу разрешить тебе видеться с ней в моем присутствии.

Макс опустился на диван.

– В твоем присутствии? Я не смогу видеться с дочерью наедине?

Кейт вскинула подбородок:

– Нет. До тех пор, пока не завоюешь мое доверие.

Макс рассматривал ее и думал о том, что за прошедшие восемь лет многое изменилось, в том числе и его милая Кейт. Ее словно подменили какой то незнакомкой, которая, возможно, и заслуживает, чтобы он обрушил на нее рвущийся наружу гнев.

Макс потер лицо ладонями и подумал, что, несмотря на то что хочется вспылить, он этого не сделает. В их разрыве виноваты оба. Но, как спиртное ничего не решает, так не помогает и выпущенный наружу гнев – этот урок он усвоил твердо.

Макс почти невозмутимо произнес:

– Не думаю, что ты можешь диктовать мне условия.

– Полагаю, что могу.

– А два моих юриста утверждают, что не можешь.

Кейт недоверчиво распахнула глаза:

– Ты уже звонил своим адвокатам?

– Умный бизнесмен знает, когда ему требуется совет.

– Ты со своими адвокатами думаешь, что можешь совершенно не считаться со мной?

– Я собираюсь сделать то, что должен.

Кейт покачала головой:

– Ты хочешь, чтобы я завтра уехала и спряталась так далеко и так надежно, что ты больше никогда не увидишь свою дочь?

– Ты мне угрожаешь?

– Я защищаю своего ребенка. Либо мы играем по моим правилам, либо вообще без правил. Я не подвергну Тришу опасности.

– Опасности? Но у тебя нет причин бояться за нее. Я никогда не причиню вам обеим вред!

– Нет. Ты всего лишь разобьешь телевизор и окно. Ты все меньше владел собой, Макс, и я начала тебя бояться.

Ощутив вину, Макс потер ладонью подбородок, собираясь с мыслями, а потом ответил:

– Но ты могла бы поговорить со мной.

Кейт поморщилась:

– Ты это серьезно? Поговорить с парнем, который настолько пьян, что едва стоит на ногах? И что бы это дало?

– Может, я и приходил домой пьяным, но каждое утро я просыпался трезвым.

– И с жутким похмельем.

Макс вздохнул:

– Не важно, как я себя чувствовал. Я бы тебя выслушал.

– Что то я не помню, когда ты был готов меня выслушать. Помню, что жила с человеком, который постоянно либо напивался до бесчувствия, либо мучился похмельем. Три года игры в молчанку, лжи и вечно нарушаемых обещаний. Три года жизни с тем, кто едва замечал меня. Я не хотела, чтобы наша дочка, как и я, сидела у окна, дожидаясь тебя и переживая, не напился ли ты настолько, что разбился на машине, или ждала бы весь день, когда ты, наконец, проспишься после того, как шлялся где то всю ночь.

– Я больше не пью! – вскипел Макс.

– Вижу. И искренне надеюсь, что ты бросил пить навсегда. Но даже ты не можешь мне твердо обещать, что не сорвешься. Поэтому я буду всегда рядом, во время твоих встреч с Тришей, чтобы защитить ее от того, через что мне когда то пришлось пройти.

Голос Кейт задрожал, и гнев, внезапно овладевший Максом, утих. Резкие слова, уже готовые сорваться с языка, остались непроизнесенными. Кейт не просто злится на него, но и до сих пор страдает.

Она встала, подошла к столу и негромко спросила:

– Ты хоть представляешь себе, каково жить с кем то, кто говорит, что любит тебя, а сам не уделяет тебе и десяти минут в день? – В голосе Кейт прозвучала скрытая боль, и Макс замер, ощутив угрызения совести.