— Ваше величество крайне несправедливы к своим верным слугам. — обиделся Зулик, владетельный князь Тимариани. — Когда три года назад в стране случился жестокий неурожай, царь и князья раскрыли свои амбары для крестьян и горожан, чем спасли всех от голодной смерти.

Ну что тут сказать? По большому счету он прав. Да, был голод несколько лет назад, но благодаря не выродившейся в откровенных кровопийц и нахлебников аристократии (а не выродилась она благодаря действующему, как это называл наш препод в институте, "общественному договору", в силу личной свободы 95% населения) мора не случилось. Да и так-то крестьяне в Ашшории не голодовают, но…

— Это не я несправедлив, разлюбезный ты мой княже, а подлая человеческая натура такова. Когда вы раздавали хлеб, вас благословляли, но стоило людям собрать следующий урожай, как добро было тут же позабыто — или хочешь спорить? Может скажешь, что охотно твои крестьяне сдают княжью долю урожая, или что витязей они твоих содержат, и при том не бурчат втихомолку о нахлебниках-дармоедах, жирующих на их труде? Нешто веришь, что они нас своими защитниками и благодетелями считают? На богатые княжьи одежды-то глядя…

— Но неужто кто-то поверит, что владетельный нарочно заморит переселенцев?, — не сдавался Зулик.

— А кто говорит про умысел?, — вопросом на вопрос ответил я. — Просто крестьянин не поверит в заботу о нем со стороны пузатого богатея. Впрочем, это все пустое, о колонизации Большой Степи мы с тобой давай уж завтра побеседуем, вместе с князьями Ооза, Шадда и Лиделла — без их помощи ничего решить все равно будет невозможно. А на послезавтра… Нет, это будет вознесение — в понедельник совет князей соберем по этому поводу. Ну, а пока представь мне этого молодого человека, что с тобой пришел.

"Молодому человеку", напоминающему бородатого Верника, уже было ближе к двадцати (ну или где-то под тридцать пять, если по земному календарю считать), но по сравнению со мной-то…

— Танак, князь Белого Яблока. — представил своего спутника Зулик, и тот отвесил мне вежливый церемонный поклон. — Из рода князей Эшпани.

И смотрит, гад, так оценивающе — помнишь ли ты, мол, что я тебе во время путешествия рассказывал?

Да дофига ты мне про кого рассказывал, что я, запомнить всех должен?

— Эшпани?…, — я побарабанил пальцами по столешнице. — Это что же, племянник казначея, которого тот в наследовании владетельного статуса на хромой козе объехал? Они у тебя не передерутся, если сего, без сомнения достойного мужа назначить министром посольских дел?

— Разве вы, государь, не намерены отставить князя Триура с должности?, — осторожно уточнил Зулик. — Ведь он был в числе подписавших…

Главный министр запнулся и бросил быстрый взгляд на своего протеже.

— Вот ты мне тут с больной головы на здоровую не перекладывай. — я погрозил Валиссиному воздыхателю пальцем. — Твои министры, ты и решай, с кем тебе работать, а с кем нет. Сам же говорил, что если бы у всех был такой же порядок, как в ведомстве казначея, то это было бы просто счастье какое-то. Чего ж я-то его тогда должен с должности гнать? А подписал… Не он один. И, да, я помню что заезжать в Эшпань вы с Касцом мне категорически не советовали, так что с того? Я и сейчас туда не собираюсь. Или ты видишь необходимость в резких и немедленных переменах?

— Таковых бы лучше избежать.