- Как всегда, госпожа, вы царица, - говорю.

- Но ты теперь царь? Эллинский? Это ты хочешь сказать?

Я подумал, что женщине в трауре была бы более прилична меньшая резкость, но не мне было говорить ей это… Солнечное пятно на стене стало бледно-красным, белая птица в плетеной клетке ерошила перья - собиралась спать…

- У нас будет время поговорить об этом, - сказал я. - Сейчас на руках моих кровь, и ты не можешь меня очистить от нее, да мне и неприлично было бы просить тебя. Когда освобожусь от этого, я вернусь и отдам выкуп за кровь его детям.

Она посмотрела удивленно:

- Вернешься? Откуда?

- Из Афин. - Я едва поверил, что могу наконец произнести это слово. - Люди говорят, у них там есть храм Матери и святилище Аполлона со священным источником. Так что я могу очиститься и перед Небесными Богами и перед Подземными. Я попрошу царя очистить меня.

На руке у нее был браслет - золотая змея, свернувшаяся в кольцо. Она потянула за него и заговорила:

- Теперь Афины! Мало тебе Мегары, теперь ты хочешь завести дружбу с Эрехтидами?… Чудесный дом, чтобы отмыться дочиста! Подумай, не лучше ли поехать туда со своей водой!…

Я знал, что она будет сердита, но этого не ждал. Можно было подумать, что я не брата ее убил, а как-то оскорбил ее саму. А она продолжала:

- Ты что, не знаешь, что его дед разорил Элевсин, убил царя не вовремя и изнасиловал царицу? С тех пор на Эрехтидах проклятие Матери. Как ты думаешь, почему Эгею пришлось построить ей святилище на своем Акрополе и послать сюда за жрицей? И еще много времени пройдет, пока он смоет с себя это проклятие, - а ты хочешь, чтобы этот человек тебя очистил!… Вот увидишь, что скажет твоя молодежь. Они так тебя ценят - что они скажут, когда услышат, куда ты собираешься их вести?

- Просящий не приходит с войском. Я поеду в Афины один.

Она снова взялась за браслет. Вид у нее был такой, словно ее тянуло в разные стороны и она не знала, что делать. Я подумал, она и злится, что я уезжаю, и хочет этого.

- Ничего не знаю про твоего Аполлона, - сказала. - Когда ты едешь?

- Когда гонец привезет ответ от него. Может быть, через пару дней, а может - завтра…

- Завтра?! Ты пришел сюда на закате, и солнце почти уже село…

- Раньше уеду - раньше вернусь, - сказал я.

Она подошла к окну, потом вернулась назад… Волной накатился запах ее волос, и я вспомнил, как это было желать ее… Вдруг она резко повернулась ко мне, как кошка, что шипит открывая клыки:

- Ты храбрый мальчик, эллин. Тебе не страшно отдать себя в руки Эгею? Теперь, когда он узнал уже, что у него за сосед! Всю жизнь он сражался за свою кучу камней и несколько полей среди гор, дрался словно волк за свое логово… Он обнищал в бесконечной войне со своей собственной родней, и ты доверишься такому человеку, хоть никогда его не видел?

- Почему же нет, - говорю, - просящий - священен!

На стене угасал последний свет уходящего дня; горы стали серыми; светилась лишь самая высокая, похожая на девичью грудь… Птица спрятала голову и стала похожа на моток пушистой шерсти… И в это время в спальню тихо вошла одна из женщин и принялась разбирать постель. Это непристойное недомыслие меня возмутило, но не я должен был остановить ее; я повернулся к царице. Она посмотрела на меня - в темноте я не видел ее глаз - и сказала женщине:

- Можешь идти.

Та пошла к двери, я ее задержал:

- Приготовь мне постель в западной комнате, - говорю. - Я буду спать там, пока не очищусь от крови.

Глаза у нее распахнулись, будто я сказал нечто неслыханное, потом зажала рот рукой и бросилась бегом.

- Что за дурочка? - говорю. - И нахальная вдобавок… Я бы на твоем месте ее продал.