Начальник стражи следил за каждым его шагом, должен был заранее предусмотреть любую возможность опасности и сделать так, чтобы этой опасности не было. При этом его надзор не должен был докучать повелителю, не то это могло плохо обернуться для бдительного надзирателя. Сети исполнял свои обязанности идеально, чему, впрочем, очень помогало расположение, которое питал к нему Рамзес. В последние годы они были почти что дружны, а потому начальник охраны очень часто обходился без обычных церемоний, разумеется, если они были только вдвоём.
— Я жду Панехси, — сказал фараон в ответ на вопрос Сети. — Он скорее всего уже во дворце и идёт сюда.
— А раз так, то мне следует оставить твой покой...
И начальник охраны сделал шаг к двери, ведущей из комнаты на террасу, чтобы по внешней лестнице спуститься в сад.
И тут Рамзес внезапным движением руки остановил его, а затем крепко сжал своими сильными пальцами его локоть.
— Вот что, Сети, — голос фараона звучал ровно, но во взгляде глубоких тёмных глаз появилось какое-то странное выражение, которое заставило придворного с особым вниманием слушать его слова. — Вот что я тебе скажу. Может быть, я становлюсь мнителен, но этот собачий вой что-то меня растревожил. А может, это Луна действует... Словом, я хочу, чтобы ты подежурил на террасе, пока я не отправлюсь в спальный покой. Тогда уж выставляй ночные караулы и можешь возвращаться домой. Конечно, ты устал, но я так желаю, а потому потерпи.
— Повинуюсь, о великий!
Игра была очевидной. Рамзес хорошо знал Сети и ему было известно, что тот, в свою очередь, не хуже знает его самого. Начальник охраны не мог поверить, что Великий Дом испугался собачьего воя, равно как он едва ли спутал бы его с воем шакала. Просто ему зачем-то было нужно, чтобы Сети обратил на этот вой внимание и заметил тревогу своего повелителя. И то, что фараон приказал ему дежурить не у дверей, а именно на террасе, хотя внизу, под этой самой террасой, было полно охранников, означало только одно: ему нужно, чтобы Сети услышал его разговор с везиром и чтобы везир не знал о присутствии Сети при их разговоре. Такое случалось впервые, однако ошибиться было невозможно!
Но фараон хотел быть уверенным, что придворный правильно его понял, и проговорил уже ему в спину:
— Панехси получил известия об окончании ливийского похода нашей армии. Интересно будет послушать...
«Куда как интересно!» — подумал Сети.
И тотчас вспомнил, что с докладом о ливийском походе Панехси уже приходил днём. Значит, он пришёл на сей раз не с докладом! А если так, то с чем же?
Начальник охраны встал на террасе возле самой стены, так, чтобы его не видно было снизу, из сада, и никак нельзя было заметить из окон, выходящих на террасу. Прислонившись спиной к стене, он стал слушать.
Вначале Рамзес и везир говорили возле двери, ведущей в коридор, и разобрать их слова было почти невозможно, но затем фараон подвёл Панехси к окну и, должно быть, сел в кресло, заставив, таким образом, везира оставаться неподалёку от окон и двери на террасу.
— С номархом Нижнего нома Хуфу мне всё ясно! — довольно резко проговорил Рамзес. — Неясно, правда, как он успел узнать, что его измена раскрыта. Ведь он узнал об этом, коль скоро покончил с собой, да, Панехси?
— Он мог узнать от своих воинов, что Яхмес, раскрывший его измену, едет с воинами Гектора в Мемфис и понять, что тот всё знает и всё расскажет. И деваться ему было уже некуда. Панехси говорил, как всегда, очень ровно и неторопливо, но слышно было, что он всё же торопится. Ему всего важнее было сказать то, ради чего он пришёл в этот вечер во дворец фараона.
— Да, предателю оставался только один выход! — задумчиво произнёс Рамзес. — Но как странны эти совпадения — едва открылась измена второго казначея Мерикары, как он вдруг скоропостижно умер. |