– А как бы мне туда, на этот телеграф, попасть?
– Да это-то не проблема… давайте, сударь, следуйте за мной тишком…
Вот так, без особых хитростей, я для начала получил доступ к современнейшим средствам связи…
– Раньше-то, сударь мой, телеграф на Дороге был оптический! То есть стояли вдоль всей трассы столбы, в пределах прямой видимости, на которых положением поднятых рычагов передавались не буквы даже, а целые слова! – рассказал дежурный телеграфист, пока мы ждали ответа из Москвы.
– А как же ночью?
– А ночью поднимали фонари с цветными стеклышками… ну, слава богу, вот и ответ пришел!
Ребятки не подкачали! В телеграмме приказывалось оказывать мне всяческое содействие и любым способом обеспечить дорогу в Москву. Подписано было самим Николаем! Путейцы как-то сразу подтянулись, поедая меня глазами в ожидании распоряжений.
– Доложите обстановку! – тихонько скомандовал я.
– Докладываю, что отсюда и до самой Малой Вишеры нашей службой движения организована великолепная пробка! – сказал первый путеец.
– С какой целью? – удивился я.
– С целью недопущения подвоза подкреплений и припасов к войскам «Англичанина»!
– Так что, проехать никак невозможно?
– Ну, разве что «англичане» начнут сбрасывать составы под откос, чем они вроде уже и занимаются… Ничто! Мы им еще из тупиков вагончиков подгоним!
– Так что же, выходит, и мне никак не проехать до Москвы?
– Да отчего же вам не проехать? Для своих у нас всегда нужная возможность отыщется!
– Как же проехать, если все главные пути забиты? – опешил я.
– Вы, сударь, Лескова читали? – усмехнулся путеец. – Там, в «Леди Макбет Мценского уезда» озорной приказчик так молодой купчихе говаривал: мол, душа моя! И что за люди тебе раньше встречались, что только через дверь им в твою горницу и дорога?
– Пойдемте, сударь, мы вас проводим! – вежливо взял меня под локоток второй путеец.
…Пролезая под вагонами составов, действительно, без конца и края, насколько хватало глаз, забивших внеклассную, магистральную станцию Бологое, мы с моим провожатым наконец выбрались к невысокой узенькой платформе, сиротливо жавшейся пообочь главного хода. Путь перед этой платформой, на удивление, был свободен – и поэтому некоторая его неправильность сразу бросилась мне в глаза… На пути было три рельса!
– Что это такое? – указал я пальцем на это излишество. – Зачем он?
– А мы уже и не в Бологом, то есть не в самом Бологом, а на станции примыкания Бологое! А это, знаете, станция, расположенная на магистральной линии общей сети, к которой примыкает один или несколько подъездных путей от разных частных промышленных предприятий… Вот сюда, например, подходят усы узкоколейной железной дороги, потому и сделан профиль пути так, что по ней могут ходить одновременно как узкоколейные, так и нормальные поезда! – с законной гордостью объяснил железнодорожник.
– Хитро! – одобрил я. – А куда идет эта узкоколейка?
– Да никуда она не ведет! – усмехнулся путеец. – Теряется среди тверских густых лесов и хладных блат… так, во всяком случае, комендант-«англичанин» думает!
Невдалеке раздался хриплый гудок, и к платформе подъехал удивительный паровозик…
Представьте себе, что два паровоза аккуратно разрезали пополам, по будку машиниста, а потом соединили их на манер карточных валетов – так, что оказались на получившемся шедевре две зеркально расположенных расширяющихся кверху трубы, два паровых котла, заваленные поверху уложенными в проволочную клетку аккуратно напиленными березовыми чурочками, два водяных танка над тремя огромными красными колесами с каждой стороны паровозика и два ярко-алых паровозных дышла…
– Ух ты! Вот это диво! – оторопел я. |