– Так есть, – кивнул Дзержинский. – Зло, wielkie зло. Вот мы туда еще бóльшее зло и отправляем. По вору – и мука!

Русская пословица была произнесена четко, без малейшего акцента.

– Пошел! Налево. Не оглядываться!

По вору и мука…

Сидеть Леониду довелось трижды, если немецкого лагеря-«концентрака» не считать. Но туда он своей волей попал, по заданию, так что в счет вносить не стал. Оставалось две тюрьмы и один сарай, куда его, пленного, беляки заперли. Злые были, но дурные до невозможности. Орали, титуловали злодеем-христопродавцем, по морде лупили – а пистолет забрать не догадались. В галифе маузер «номер один», фронтовой трофей, лежал, в левом кармане. Сами и виноваты! Девять патронов было – шестерых золотопогонников оприходовать довелось. С тремя патронами в свою пулеметную команду и вернулся.

А вот на Шпалерной, а после в «Крестах», все чин-чином было, как при Николае Кровавом. И обыск, и фотографическая камера, и душ с хлоркой. Подумал еще тогда чекист, что Старый мир никуда не делся. Вот он, угнездился, не сковырнешь!

Леонид дернул щекой, вновь слова Дзержинского вспоминая. И другие, что в книжке вычитать довелось. Не по-русски, а запомнились.

Suum quique. Каждому – свое!

– Стоять!

Коридор кончился, впереди – железная дверь. Значит, в камеру.

В камеру?!

Под душ не гнали, пальцами во всех укромных местах не ковырялись, краской ладони не пачкали, формуляр канцелярский не заполняли. Или в Столице иные порядки, чем в Питере? Кича – всюду кича, хоть на Сахалине. Там в особенности – японцы теперь на Сахалине, они порядок любят. Даже обыска не было! А вдруг у него граната Лемона в кармане?

Что за тюрьма такая? Для кого строена?

А ко всему еще заминка вышла: надзиратель-коридорный, он же «два сбоку», никак не мог камеру открыть. Звякает ключами, а толку нет. Тут уж Леонид задумался крепко. Откуда такой взялся? Хоть и убыло в России-матушке народу, но тюремщики по узилищам до сих пор правильные, как спокон веку предписано. А этот ни ростом не вышел, ни видом. Чистый комсомолец из сочувствующих интеллигентов, очков лишь не хватает.

Наконец, дверь поддалась. Леонид команды ждать не стал, сам через порог шагнул. Прикрыл глаза, к яркому свету привыкая, под ноги поглядел, потом вперед. Нары слева, нары справа. Слева – пустые, справа – чья-то седая голова.

– Здравствуйте!

Хотел сразу же представиться, чтобы невежливым не прослыть, но вдруг понял: не так что-то. Не с камерой, не с седоголовым – с ним самим. Когда порог переступал, вроде как тяжесть почувствовал – справа, где карман куртки. Прежде не было, а теперь есть.

Леонид осторожно потрогал влажную ткань. Не поверил, скользнул ладонью в карман.

Револьвер…

2

– А скажи мне, Лёнька, какая у нас, у чекистов, главная задача? – спрашивал его Жора Лафар.

Тоже мне, вопрос! Леонид чуть не обиделся, маленький он, что ли?

– Заговоры разоблачать, товарищ оперуполномоченный.

– А какая у наших врагов-заговорщиков главная задача?

Яркие губы улыбались, в темных глазах – чертопляс. Не прост вопрос и не зря задан.

– Ну-у, – Леонид даже лоб наморщил, пытаясь угадать, не осрамиться. – Нанести нам наибольший вред при наименьших собственных потерях!

Кажется, не угадал. Жора покачал кудрявой головой, по плечу похлопал.

– Хорошо формулируешь. Только не попал. Мимо! То, что ты сказал, не задача, а цель. А задача иная. Первое и главное – невидимыми остаться, показать, что никакого заговора нет.