Изменить размер шрифта - +
 — Лишний день пути, зато невредимы останетесь.

— Что ж, вы правы, так и сделаю, — великодушно дал себя уговорить дон Альфонсо. — Боюсь только, здесь не очень-то развернешься…

Но и это затруднение решилось быстро — Чумичка что-то вполголоса проговорил и сделал резкое движение рукой сверху вниз, отчего и карета дона Альфонсо, и лошади, и даже кучер сразу же уменьшились вдвое. А когда рыцарский экипаж без особого труда развернулся, Чумичка таким же движением, но уже снизу вверх, вернул его в прежние размеры.

— Вот это да! — только и мог проговорить дон Альфонсо.

— Да ничего особенного, — пробурчал Чумичка. — Самое простое колдовство, и все.

— Простое для тех, кто умеет, — уточнил дон Альфонсо. — Друзья мои, раз уж нам суждено часть пути проехать вместе, то не согласитесь ли вы составить мне общество, перейдя в мою карету?

Друзья тут же согласились, лишь Васятка вызвался остаться в карете Рыжего:

— Надо ж приглядеть за Петровичем — как бы он со злости чего не натворил…

Для того, чтобы понять, что Петрович испытывал именно чувство злости, вовсе не нужно было обладать Васяткиной проницательностью или дубовской дедукцией — все чувства были словно бы написаны у Петровича на лице.

Подойдя к Чумичке, Василий негромко спросил:

— Признайся, Чумичка, этот фокус с лошадьми ты проделал с помощью чудо-стекла?

Колдун скупо усмехнулся:

— Такие пустяки знающему человеку и без стекла проделать — пара пустяков. А стекло, оно всегда при мне. — И Чумичка многозначительно похлопал себя по груди — где-то там, во внутренних карманах тулупа, хранилось «чудо-стекло», как они с Дубовым называли магический кристалл (или, точнее, его половину), который в прошлом году попал в руки Чумички при весьма драматических обстоятельствах. Это произошло, когда людоед Херклафф, прежний владелец кристалла, обронил его во время бегства из замка Ново-Ютландского короля Александра. Правда, в отличие от чародея-людоеда, Чумичка имел весьма отдаленное представление о том, как следует обращаться с магическим кристаллом, и Надя с Василием были свидетелями, как Чумичка путем проб и ошибок пытался освоить волшебные силы кристалла — хотя и с переменным успехом.

— Я немного разобрался в том, как он действует, — добавил Чумичка, вскакивая на свое кучерское место. — Хотя все равно, неясного в сто раз больше…

Вскоре оба экипажа катились по дороге: впереди карета дона Альфонсо, а позади — почти опустевшая карета Рыжего. Вызвавшись сопровождать Петровича, Васятка надеялся еще кое-что выудить из навязанного попутчика. Для начала он, словно бы продолжая прерванный разговор, спокойно заметил:

— Вот вы говорите, Петрович, будто Путята — не такой, как все. Честный человек, а не грабитель и мироед. А какая же тогда корысть была мироеду и грабителю Дормидонту ставить его царем заместо себя?

Столь простое логическое построение оказалось Петровичу явно не по зубам. А следовательно, и не по нраву. И хоть он пребывал в самом мрачном расположении духа, без ответа подобное замечание оставить никак не мог:

— Ты меня, парень, зря не путай. Я знаю, что говорю. А я говорю одно — мироедов и угнетателей трудового народа грабил и грабить буду! А ежели кто противу них, то таковым народным благодетелям я завсегда пойду в пособники.

— Но вот ведь Путята собирается отыскать сокровища царя Степана, — не отступался Васятка, — а те сокровища были награблены у трудового люда в Новой Мангазее. Ну не верю я, что злато, обагренное кровью, может кого-то осчастливить!

— Чушь собачья! — топнул Петрович ножкой по не очень прочному полу.

Быстрый переход