И этот бесконечный день 25 сентября 1917 года, когда осколок Пруссии вошёл в состав России, а бывший кайзер Вильгельм формально стал российским подданным, этот день оказался последней каплей. Мне тоже этот день дался нелегко. И я в свои комнаты вернулся, едва волоча ноги. А Борис Владимирович, который весь день находился рядом со мной, Борис Владимирович не выдержал.

Утром 26 числа, когда я одевался к завтраку, зазвенел телефон в моём кабинете. Я подошёл, снял трубку, и услышал растерянный голос секретаря Бориса Владимировича. Тот сообщил мне, что мой регент ночью скоропостижно скончался. Очень усталый, Борис Владимирович глубокой ночью лёг спать, а утром просто не проснулся.

Нечто похожее наблюдал я тогда, когда ранили Николая. Суета, паника, растерянность, вздохи, показное сочувствие. А на некоторых рожах за этим сочувствием очень легко можно было заметить затаённую радость и злорадство. А ещё вопрос: "Что же будет дальше?"

У меня остался только один регент. Кстати, с этим регентом, святейшим патриархом Тихоном, мы тогда серьёзно повздорили. Долго не могли придти к согласию относительно того, где именно нужно хоронить Штюрмера. Тихон предложил на выбор несколько престижных мест на лучших кладбищах, на территории монастырей или в храмах, но я не соглашался. Похороны такого человека, как ни крути, дело политическое. Я хотел похоронить его у Кремлёвской стены, как это было принято у нас для наиболее уважаемых товарищей. А Тихон упирался и говорил, что так не положено.

В конце концов, Тихона всё же уломали. На помощь мне неожиданно пришёл товарищ Бухарин. Мне отчего-то показалось, что он и сам не прочь быть похороненным в таком месте. Ему-то саркофаг в храме никто не предложит, ибо атеист он. Вот и решил на всякий случай заранее создать прецедент.

Для могилы освободили и облагородили небольшой участок земли на Красной площади около стены Кремля. Патриарх, недовольно бурча, освятил его и 30 сентября 1917 года ровно в полдень гроб с телом моего опекуна под траурный бой московских колоколов опустили в землю. Старший сын Бориса Владимировича и я бросили на гроб по горсти земли, после чего могилу быстро засыпали. Позже установим памятник.

И вот, у меня теперь лишь один регент. Но патриарх Тихон, при всех его достоинствах, в одиночку руководить огромных государством не сможет. Ну нет у него опыта подобной работы. Руководство церковью — это совсем иное. Он всё больше вопросами идеологии и пропаганды занимался. Да и с внешней политикой страны Тихону явно не справиться. Не его это.

Впрочем, патриарх и сам это понимает. Нам нужен второй регент. Сразу встаёт вопрос: "Кто?". Кто-то из руководства РСДРП не подходит. Ну нет там просто людей подходящего происхождения, нет! У нас тут всё-таки пока ещё монархия, причём формально даже абсолютная.

Честно говоря, я в растерянности. Дядя Михаил всё ещё сидит в Петропавловке. Если он вообще жив. Вполне могли и удавить его тихонько. А больше как-то хоть относительно подходящих кандидатур я представить себе не могу. Лёшка тоже смог придумать только свою маму. Но она, во-первых, также арестована, а во-вторых, она уже сильно скомпрометирована в глазах света своей подозрительной связью с колдуном Распутиным.

За окном темнеет. Как незаметно пролетел день. Надоела эта неопределённость. Скорее бы уж выбрали бы хоть кого-нибудь. Сегодня шестое октября. Расширенное заседание регентского совета продолжается уже третий день. Помимо собственно совета, участвует в нём кабинет министров в полном составе, Бухарин, Ногин, Дзержинский, Пуришкевич, Келлер, несколько губернаторов не признавших Временное правительство губерний, представители могилёвской Ставки. Всего больше ста человек. Ну и срач, наверное, у них там происходит! Жалко, меня не позвали. Мне тоже интересно. Но в выборах собственного регента участвовать я не могу.